PTPH

Список литературы

Небольшая поэма «Птица Феникс» написана неизвестным автором, вероятно, в IV веке. В большинстве манускриптов она приписывается Лактанцию, однако его авторство сомнительно. Поэма в целом чужда христианскому мировосприятию. Феникс — птица, посвященная в таинства Феба, бога солнца, культ которого был широко распространен в последние века Римской империи. Обитает птица в счастливейшем краю, который лежит далеко на Востоке. Там нет болезней и смерти, холода и грозного ветра. Рощу Солнца питает источник с «живой» водой. В поэме феникс старится с возрастом, когда же умрет, то тело его самовозгорается, а пепел уподобляется семени, которое скрывает в себе силу нового рождения. В свете представленных выше материалов, судьба птицы ближе скорее к языческому варианту, нежели христианскому.

[…]

Феб, твою рощу хранит и, как жрица, трепет внушает

Птица, и только она таинства знает твои.

После того, как ее исполняется тысячелетье

И вереница годов в тягость становится ей,

Чтоб на закате своем возвратить ускользнувшие годы,

Милое ложе свое в роще бросает она.

И, к возрожденью стремясь, покидает священную рощу,

В мир направляет полет, где самовластвует смерть.

В Сирию быстро свой путь устремляет дряхлая птица -

Встарь Финикией она эту страну назвала.

Над бездорожьем пустынь, над молчаньем лесов пролетает,

Там, где в ущельях крутых чащи густые видны.

Пальму она выбирает, вершиной взнесенную к небу,

«Фениксом» греки ее также, как птицу, зовут.

Хищная птица иль червь этой пальмы коснуться не могут,

И не посмеет обвить ствол ее стройный змея.

Ветры тогда замыкает Эол в небесных чертогах,

Чтоб дуновением их пурпур не ранить небес,

Чтобы в просторах небесных от них облака не сгустились

И не закрыли лучей солнечных птице во вред.

Птица гнездо себе вьет иль, может быть, строит гробницу:

Сгибнет она, чтобы жить, смертью себя возродит.

Соки и смолы в гнездо она носит, каких ассириец

Ищет усердно себе или богатый араб.

Ценит их племя пигмеев и жители Индии дальней,

Их порождает земля в тучной сабейской стране.

Здесь киннамон и амом, разливающий запах чудесный,

Там с ароматным листом смешан душистый бальзам,

Нежной корицы цветы, благовонные ветви аканфа

И фимиама слеза каплей густою блестит;

Птица к ним добавляет верхушки цветущего нарда,

И, Панацея, твоей мирры, волшебную мощь.

После, устроив гнездо, опустив в животворное лоно,

Дряхлое тело свое, ждет перемены судьбы.

В клюв свой берет благовонья и ими себя осыпает,

Словно свершает сама свой погребальный обряд.

Так, в ароматах уснув, она прощается с жизнью

И умирает, — но нет страха при этом у ней.

Смерть ей рожденье несет, и тело, объятое смертью,

Жар принимает в себя и возгорается вдруг:

И от светила небес восприяв эфирное пламя,

Феникс сгорает дотла, испепеленный в огне;

Но этот пепел от влаги как будто сбивается в сгусток

И, наподобье семян, силу скрывает в себе.

В нем, говорят, возникает сперва личинка без членов

Видом подобна червю, цветом белей молока.

После же куколки вид принимает: на ниточке к скалам

Лепятся часто они — бабочкой станут в свой срок.

Также сгущается пепел, потом постепенно твердеет,

Форму находит свою, схожую с круглым яйцом,

Он принимает затем очертания прежние птицы

И, оболочку прорвав, Феникс выходит на свет

[…]

Только лишь юной красой она расцветать начинает,

Тотчас готова лететь, к дому родному стремясь.

Прежде, однако, все то, что от тела ее сохранилось,

— Кожа иль пепел, иль кость, — эти останки сберет;

Мазью бальзама густой, фимиамом тягучим и миррой

Вкруг облепляет, скатав клювом священным своим.

Шар этот в лапах неся, устремляется к городу Солнца,

В храме на жертвенник там ношу слагает свою

[…]

Птица завидной судьбы и кончины счастливой, родишься

Волей божественной ты — и от себя же самой.

Самка ты или самец, иль иное — ты счастлива, Феникс,

Счастлива — можешь не знать тяжких Венеры оков!

Смерть — наслажденье одно и единая в смерти услада.

Чтобы родиться опять, смерти ты жаждешь своей:

Чадо свое ты и свой же отец, и свой же преемник,

Свой ты кормилец и свой вечный воспитанник ты.

Та же всегда, но не та же, такая ж и все же иная,

Благо — кончина твоя, в ней — твоя вечная жизнь.