Умеренность, добродетель

Материал из StudioSyndrome
Версия от 00:50, 17 декабря 2020; Administrator (обсуждение | вклад) (а)
(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)
Перейти к навигации Перейти к поиску
Одна из четырех главных светских добродетелей (со Справедливостью, Мудростью и Храбростью).

Атрибуты:

  • узда в руке — наиболее распространенный атрибут, одно из удил может быть во рту;
  • кувшин и факел — указание на сексуальную умеренность: вода тушит огонь вожделения;
  • часы — иногда как символ размеренной жизни;
  • вложенный в ножны меч — эфес, перевязанный шнурком.

Противоположный Умеренности порок — Гнев, который срывает с нее одежды.

К эпохе средневековья означает преимущественно отказ от спиртного, и потому изображается женщиной, переливающей жидкость из одного сосуда в другой — разбавление вина водой. Этот тип изображения распространен также в эпоху Ренессанса.

00-00-000-000.jpg

См. также:

Добродетели

Справедливость
Мудрость
Храбрость
Пороки
Гнев

Узда
Факел
Сосуды
Часы
Меч

Черновые материалы

Трезвость / Умеренность / Воздержанность / Рассудительность / Temperantia / Temperence — eng.

Представляется в виде женщины, переливающей жидкость из одного сосуда в другой. Первоначально «Умеренность изображалась с двумя небольшими кувшинчиками в руках, из одного очень экономно — капля по капле — капала вода, а другой сохранялся в неприкосновенности». К эпохе средневековья она связывалась главным образом с питием, и потому сосуды в её руках стали означать разбавление вина водой. Эта трактовка, бытовавшая также в эпоху Ренессанса, сделала постоянными и устойчивыми символами Умеренности аметист и фиолетовый цвет. Своеобразным напоминанием о первоначальной образности сосудов может служить частый атрибут этой добродетели — песочные часы, призванные символизировать размеренную жизнь.

Нередко изображается всего один сосуд (кувшин) с горящим факелом, которые олицетворяют собой сексуальную умеренность, подавленное вожделение: вода тушит огонь вожделения. На этом образе построена интрига одного из сонетов Шекспира: «… Любовь нагрела воду, но вода любви не охлаждала никогда».

Другой из частых атрибутов — вложенный в ножны меч эфес которого, перевязан шнурком.

Но всё же наиболее распространенным атрибутом Умеренности является узда (уздечка) для сдерживания нетерпеливых в её руке. При этом бывает, что одно из поводьев (удило) закушено у неё во рту.

У ног персонификации можно обнаружить собаку над вылизанной до зеркального блеска миской или Сципиона Африканского.

Соотносится со Св. евангелистом Лукой.

Может быть также представлена в образе Фабриция Лусцина — примера в умеренности и воздержании у древних римлян.

Другие символы Умеренности — виноградные усики(?), голубь, верблюд и слон как верховые животные, ветряная мельница. Несколько особняком стоит такой её атрибут как очки. В «Аталанте убегающей» (1618) Михаэля Майера говорится, что природа для ищущего алхимика является «поводырем, посохом, очками и лампой». Его монокли (лат. perspicila — «видящий насквозь») символизируют острый взгляд образованного искателя, отличающий также Умеренность, которая отграничивает жизненно необходимое от излишнего.

Противоположный Умеренности порок — Гнев, который срывает с нее одежды.


Умеренность — добродетель, выражающаяся в самоограничении для достижения нравственной цели. Входит в число четырёх кардинальных добродетелей.

Софросю́не (греч. σωφροσύνη — «благоразумие, рассудительность, здравый смысл») — в работах античных философов, термин, часто употребляющийся в смысле «сдерживающей меры» (в эстетическом понимании).

В частности, использовался Платоном как один из эпитетов наилучшего государственного строя, наряду с мудростью, мужеством и справедливостью (Платон, «Республика»).

В соответствии с учением Аристотеля, софросюне — несомненная добродетель, хотя Аристотель и относил рассудительность к добродетелям дианоэтическим («мыслительным», греч. διανοητικόν — «мыслительная способность, мышление»), а благоразумие — к нравственным (Аристотель. Никомахова этика, I, 13).

В античности софросюне (умеренность) считалась одной из четырёх главных добродетелей (вместе с мудростью, мужеством, справедливостью) и определялась как способность разума отказываться от тех удовольствий, которые препятствуют достижению благой цели. Платон считал, что умеренность состоит в применении «правильного» понятия о добре из зле к контролю собственного поведения. Умеренность государства по Платону аналогично подчиняет «ничтожные вожделения большинства» «разумным желаниям меньшинства». Аристотель рассматривал умеренность как оптимальную середину между двумя пороками: бесчувственностью и распущенностью. По Аристотелю, умеренный человек не стремится к постыдным удовольствиям, не предавался удовольствиям в недолжное время и не страдал от отсутствия удовольствий. В христианской трактовке умеренность делает человека независимым от того, над чем он не властен и тем сохраняет мир души и чистоту сердца, без которых невозможно спасение. Умеренность и мужество обеспечивают господство духа над человеческой природой. Как и философы античности, христиане считают, что умеренность приобретает ценность только тогда, когда оно направлено на этические цели. Аскетизм (как и мужество) религиозно ценен, если человек обуздывает себя и отрекается от материальных благ ради религиозных целей, он нравственно ценен, если человек своими телесными благами жертвует в пользу ближних или человек оберегает себя от искусов в качестве члена общества, которому обязан служить и быть не в тягость[1]. В новое время философы рассматривали умеренность как необходимое условие счастья, которое стало пониматься как благополучие. Спиноза не только проповедовал умеренность, но и сам являлся образцом воздержанности в обиходе. Он говорил, что «противно здравому смыслу облекать в дорогую оболочку ничтожную и бренную вещь» и сам одевался как можно проще. По Канту, умеренность является обязанностью человека по отношению к самому себе, как живому существу, для сбережения физической и моральной природы человека.

Примечания и комментарии

  1. М. Тареев. Основы христианства. Сергиев Посад, 1908. С. 69