Порог

См.: Янус / Львиные собаки

Как и ворота в целом, олицетворяет проход от внешнего (профанного) к внутреннему (сакральному) пространству, вхождение в новый мир. Связан с определёнными ритуалами и требует особого внимания.

Большое символическое значение приобретает это понятие в вошедших в обиход речевых оборотах ("на пороге зрелости", "на пороге сознания" и др.), очевидно в связи с упоминавшейся верой в наличие "хранителей порога", а также с архаическими ритуалами "перехода".

Тонуть в воде; войти в темный лес, в дверь в стене — пороговые символы входа в опасную неизвестность.

Поток связан с "пороговой" символикой, обозначающей межевую черту между двумя государствами или двумя формами реальности, как, например, сознательное и бессознательное или сон и пробуждение.

Как граничный символ означает место встречи естественного и сверхъестественного, что ритуально определяется в церемонии "разрушения границ", заново определяющий пространственную структуру космоса, так же, как новогодние церемонии заново определяют структуру времени.

Во многих культурах принято считать, что в нем обитает его покровитель, "хранитель порога", которого нельзя обижать. Невесту, перед тем как она впервые войдет в дом, где будут жить молодожены, переносят через порог, очевидно для того, чтобы обмануть "хранителя", внушить ему, что она здесь жила и раньше. "Хранитель порога" имеет силу останавливать непрошеных пришельцев, как, например, демонов или ведьм.

Весталки, богини девственности, —пороговые богини, например, Лары. Стражи порога, которых должно преодолеть тем, кто идет в священное место — это драконы, змеи, чудовища, собаки, люди-скорпионы, львы и т.п. В физической и духовной реальности стражи препятствуют идущему зайти слишком далеко, идти слишком быстро, встретить или увидеть больше, чем он способен вынести в оккультном или эзотерическом знании.

Почитавшийся филистимлянами бог плодородия Дагон имел в Ашдоде храм, на порог которого нельзя было наступать и через который нужно было переступать (1 Цар 5:5, ср. Соф 1:9 — предупреждение о том, что нельзя перепрыгивать через порог по языческому обычаю).

Вход и выход следовало явным образом предвещать, чтобы они не были неожиданностью для сверхъестественных сил. Израильский священник должен был носить пришитые к краю одежды золотые колокольчики, "дабы слышен был от него звук, когда он будет входить во святилище пред лице Господне и когда будет выходить, чтобы ему не умереть" (Исх 28: 34-35).

Фигуры богов-хранителей или сверхъестественных животных часто устанавливались у порога святилищ.

В Японии для него посыпают порог солью, чтобы он отгонял духов умерших.

В Европе на пороге (но чаще на перекладинах или на двери) вырезали пентаграмму. Фауст нарисовал пентаграмму для того, чтобы Мефистофель не смог переступить порог его дома.

Св. Клара Ассизская, согласно легенде, поставив дароносицу с гостией на порог своего монастыря, обратила в бегство язычников, окруживших монастырь.

Славяне

— часть дома, в традиционных представлениях символическая граница между домом и внешним миром, «своим» и «чужим» пространством (см. Свой—чужой). В повседневной жизни с П. как с пограничным и потому опасным локу-сом связывалось множество запретов: не разрешалось садиться или наступать на П., здороваться или разговаривать через него, передавать друг другу что-либо через П., особенно детей. По украинским приметам, нельзя есть на П., иначе люди будут сплетничать; нельзя переливать через П. воду после стирки или помои, иначе нападет куриная слепота; запрещалось мести хату от П., иначе заметешь в хату «злыдней» и ее станут обходить стороной сваты; нельзя выметать мусор через П., особенно беременной, иначе у нее будут трудные роды, а у ребенка — частые рвоты. Если рубить что-нибудь на П. или бить по нему, то тем самым пустишь в дом ведьму и жаб, а также отдашь себя во власть лихорадок, которые живут у П. Нахождение на П. связывалось со смертью, ср. в подблюдной песне: «На пороге сижу, за порог гляжу». П. как границу дома защищали с помощью оберегов. На Русском Севере в П. нового дома еще на этапе строительства закладывали капельку ртути или высушенную змеиную шкурку, а также прибивали к П. подкову или обломок косы-горбуши. Гуцулы закапывали под П. в Юрьев день кусок железа, чтобы у тех, кто его переступит, были здоровые ноги. Русские, построив после пожара новую баню, закапывали в землю под ее порогом задушенную черную курицу. Отправляясь в церковь крестить ребенка, украинцы и западные славяне для защиты от сглаза клали на П. или около него горячие уголья, нож, топор либо серп. На Полтавщине младенца передавали крестной матери через лежащий на П. дома топор. В Житомирском р-не крестные родители переступали через нож, положенный кверху острием на П. В Курской губ. новорожденного мальчика передавали крестной через П., чтобы он стал «хранителем дома». С П. были связаны многочисленные эпизоды семейных обрядов. На свадьбе молодая, входя после венчания в дом мужа, не должна касаться П., почему ее подчас и вносили на руках. Впрочем, кое-где в России невеста, наоборот, становилась на П. или прыгала с него со словами: «Кышьте, овечки, волчок идет!» На Украине молодая наступала на П., утверждая этим свои права в новом доме. До XIX в. на Украине сохранялся обычай закапывать под П. умерших некрещеными младенцев; это соответствовало осмыслению П. как места, где обитают души умерших, и как границы между миром живых и миром мертвых. В Полтавской губ. мертворожденных детей закапывали под П., веря, что священник окрестит его, когда переступит через П. с крестом в руках. При выносе гроба из дома у всех славянских народов было принято трижды ударять им по П., что символизировало прощание умершего с жилищем. Так поступали, чтобы покойник больше не возвращался домой (восточные и западные славяне) или чтобы в семье больше никто не умер (южные славяне). Впрочем, в некоторых местах, наоборот, не разрешалось задевать гробом за П. и дверные проемы. В Заонежье верили, что если такое случится, то душа покойного останется в доме и ее нелегко будет выжить. При трудных родах роженицу трижды переводили через П. избы, что символизировало выход ребенка из материнской утробы. В Вятской губ. новорожденного клали сначала на шубу на стол, а после несли на П. и говорили: «Как П. лежит тихо, спокойно и смирно, так и мой ребенок, раба божья (имя), будь тихий, спокойный и здоровый». В Заонежье женщина, возвращаясь домой после родов, переступала через младенца, положенного в избе вдоль П., со словами: «Как порог этот крепок, так и ты будешь крепок... Все уроки и призеры, останьтесь на П., а с собой возьму здоровье». В семейных обрядах и особенно в народной медицине с П. связывается идея преодоления тоски, привычки, от которой хотели избавиться, болезни и избавления от страдания. У украинцев Харьковской губ. ребенок-сирота в день похорон отца или матери должен был, сидя на П., съесть кусок хлеба с солью, чтобы не тосковать по умершему и не испытывать страха. В Вологодской обл. от тоски спрыскивали больного водой через П., причем знахарка стояла снаружи, а больной — в избе. В Заонежье, чтобы отлучить ребенка от груди, мать кормила его в последний раз, сидя на П. или стоя, поставив ноги по обе стороны П. П. был местом совершения множества лечебных процедур и ритуалов. У русских при боли в спине или пояснице человек ложился на П., а последний в семье ребенок — мальчик клал ему на спину веник и легонько рубил его топором, при чем происходил обрядовый диалог: «Что сечешь?» — «Утин (болезнь) секу». - - «Секи горазже, чтоб век не было». В Вятской губ. мать «загрызала грыжу» у ребенка, сидя на П.; знахарка меряла на П. ребенка, а потом рубила на П. его «рев, переполох». В Архангельской обл. на П. лечили от испуга: больного ставили на П., знахарка обходила его, держа в руках нож и топор, затем вонзала их в П.; при этом говорили: «Что сечешь?» — «Испуг секу, топором зарубаю, ножом засекаю, боль и испуг унимаю». На П. символически уничтожали колдунов, ведьм и другую опасность. У мораван женщина, которая подверглась влиянию колдовства, вбивала топор в П., этим она выкалывала чародеинице глаза и колола ее тело. Гуцулы под Рождество обходили скот с хлебом, медом и ладаном, замыкали хлев и тогда вбивали в П. топор, чтобы замкнуть волку пасть. Словаки вбивали топор в П. во время грозы в качестве оберега. Сидение и стояние на П. как действие, противоречащее повседневной практике, широко применялось в славянской магии, в том числе связанной с нечистой силой, и могло сопровождаться иными действиями, имеющими кощунственный характер. На Русском Севере девушки гадали, сидя или стоя на П. бани; выходя из бани, девушка левой ногой наступала на П., а правой на землю и произносила слова заговора-присушки; чтобы увидеть в бане черта, заходили в нее ночью и, ступив одной ногой за П., снимали с шеи крест и клали его под пяту. В Заонежье считалось, что на Пасху каждый может увидеть домового и поговорить с ним: для этого следовало не пойти на заутреню, а сесть на П. и зажечь свечу, принесенную с заутрени в Великий четверг. В Полесье хозяйка в Страстной четверг пряла особую нить до восхода солнца на П., иногда раздетая донага. Лит.: Байбурин А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л., 1983. С. 135-140. А.Л. Топорков < SMES