Божья коровка

Божья коровка и пчела («божья пчела») могут соотноситься с верхней зоной, с небом, что отражается её эпитетом «божья». Оба этих насекомых в ряде случаев связыается с верхней частью мирового дерева, с его ветвями и листьями (с кроной).

Мифологическое значение Б. к. проясняется из анализа её наименований в разных языках и фольклорных текстах. Наиболее распространённый вариант наименования Б. к. указывает на скот, принадлежащий богу или некоему божественному персонажу: рус. божья коровка, болг. божа кравица (кравичка), польск. boza krуwka, литов. dievo karvэte, румынск. vaca domnului ["корова (-ка) бога"], серб.-хорв. божjа твчица, нем. Herrgottschдffchen (то есть «овечка бога»), франц. bкte а bon Dieu («животное бога»), poulette а Dieu («курочка бога»). Другой способ наименования Б. к. указывает на её связь с солнцем (которое тоже иногда обозначается как божье: верхнелужицк. боze slуncko, укр. сунечко, нем. Sonnenkдfer («солнечный жук»), Sonnenkдlbchen («солнечный телёночек»).

Названия первого типа связывают Б. к. с распространённым мотивом похищения коров (скота) бога его противником, названия второго типа [с внутренней формой «солнце (солнышко) бога»], основанные на внешнем виде Б. к. (летающее насекомое выпуклой, округлой формы, чаще всего красного или жёлтого цвета), — с сюжетом «небесной свадьбы», особенно отчётливо засвидетельствованным в балтийской традиции, где солнце (или солнцева дочь) выступает как положительный персонаж. Образу солнца в этом цикле соответствует Б. к.: она связана с богом, летает к небу и передаёт просьбы; приносит детей, помогает разыскивать стадо (то есть в какой-то степени дублирует мотивы, связанные с громовержцем), предупреждает об опасности, предсказывает урожай, срок человеческой жизни.

Вместе с тем мифологический образ Б. к. сохраняет следы тех трансформаций, которые произошли в мифе с отрицательным женским персонажем — женой громовержца, изменившей ему; ср. мотив превращения жены громовержца в солнцеподобное насекомое (Б. к.) при аналогичном и, несомненно, более распространённом мотиве, когда согрешившая жена даёт начало вредоносным насекомым (комары, москиты, мухи и т. п.), трактуемым в этом случае как её дети, или превращается в одно из них. В этом же контексте нужно рассматривать и опалённость Б. к., соответствующую мотиву поражения жены громовержца карающим небесным огнём-молнией (ср.: «Божья коровка! Улети на небо, принеси нам хлеба, чёрного и белого, только не горелого…»); ещё очевиднее эта тема наказания огнём выступает в ряде фольклорных текстов (в частности, детских), построенных по такому типу: «Божья коровка, лети домой, твой дом в огне, твои дети горят» (ср. нередкую в ряде языковых традиций формулу захода солнца: «солнышко в божий домик идёт», что сопоставимо и с названием Б. к. как божьего солнышка). Мотив горящих детей, наказанных за некий грех матери («не свои» дети) или за нарушение запрета позволяет с большим вероятием заключить, что Б. к. — не что иное, как «превращённая» жена громовержца, несущая на себе следы наказания огнём. Такой вывод подтверждается, в частности, другими названиями Б. к. — латыш. mirte (при том, что Мара сочетает черты жены громовержца и богоматери девы Марии), литов. dievo marэte («божья Марьюшка»), нем. Marienkдfer («жук Марии»), англ, lady-bird («птица богоматери»), lady-bug («жук богоматери»), представляющими собой христианизированную перекодировку в соотношении с богоматерью (то есть как бы женой бога). Отсюда возникает и связь Б. к. с темой детей наказанной жены громовержца. Первый план развития этой темы актуализирует образ детей солнца, воплощающихся в днях недели, из которых седьмой отмечен как день солнца (ср. англ. Sunday, нем. Sonntag, «воскресенье»). Второй план подчёркивает мотив наказания огнём детей Б. к., которых семеро (как и дней недели) — по числу пятнышек на её спинке; ср. многочисленные названия Б. к. как «семипятнышковой», «семиточечной», а также строгий запрет убивать Б. к.

Оба эти плана соотносятся с темой детей громовержца в «отцовских» версиях мифа; ср., например, представления о семи детях громовержца в литовской традиции, из которых отмечен именно седьмой, самый младший — только он выдерживает испытание огнём и водой и оказывается «своим» сыном громовержца. Причастность младшего сына к огню и воде объясняет, почему к Б. к., которая в данном случае выступает именно в этой ипостаси, обращают традиционный вопрос о том, будет ли дождь или хорошая погода, вёдро. Не случайно и то, что с младшим сыном связывается идея вечного возвращения, воскресения, богатства, прямая линия преемственности с солнцем. Те же ассоциации характеризуют в народных верованиях и Б. к. Она нередко связана с переходом от старого к новому году. Слово «бйдрик», являющееся одним из украинских названий Б. к., присутствует и в ритуальных текстах, приуроченных к сочельнику (ср.: «Дай, боже, и на бедрик!» или «Щедрик-бедрик! дайте вареник» при «Щедрий вечiр» как обозначение кануна нового года). Наличие варианта ведрик (бедрик.) помогает, видимо, объяснить связь Б. к. с ясной погодой (вёдро).

Существуют и прямые свидетельства связи Б. к. с громовержцем и с т. н. основным мифом индоевропейской мифологии. Древнеиндийское название Б. к. indragopa («та, чей пастух Индра») отсылает к мифологическому мотиву коров громовержца: возвращение похищенных коров вызывает оплодотворяющий природу дождь и солнце.

Лит.: Топоров В. H., Балтийские и славянские названия божьей коровки (Coccinella septempunctata) в связи с реконструкцией одного из фрагментов основного мифа, в кн.: Этнолингвистические балто-славянские контакты в настоящем и прошлом. M., 1978.

В. Н. Топоров

[Мифы народов мира. Энциклопедия: Божья коровка, С. 5 и далее. Мифы народов мира, С. 1207 (ср. Мифы народов мира. Энциклопедия, С. 183 Словарь)]

Славяне

— жучок, мифологическая символика которого раскрывается в его многочисленных наименованиях и обращенных к нему закличках. Славянские названия Б. к. соотносятся с персонажами мифологического сюжета «свадьба Солнца», который разыгрывается в болгарском обряде Иванова дня — «енева буля». На роль невесты Солнца-Ивана (Еню) выбирается девочка, одетая в красное, как крылья Б. к., свадебное покрывало. Ее солнечная природа проявляется в запрете ставить девочку на землю — «чтобы земля не сгорела». К девочке как к прорицательнице обращаются с вопросами о свадьбе, жизни и смерти, урожае и хозяйстве. Подобная же тематика свойственна и гаданиям с Б. к., например, ее спрашивают о жизни и смерти: «Божья коровушка, / Жить ли мне, / Умереть ли мне / Или на небо лететь?» Ср. мотив смерти в украинском поверье: кто растопчет Б. к., у того в семье кто-нибудь умрет. Центральному персонажу болгарского обряда (невесте и жене Солнца-Ивана) соответствуют названия Б. к. типа «божья девочка» (болг.), «невеста/невестка» (болг., макед.), «жена» (пол.), «девица» (пол., луж., укр.), «сиротка» (пол.), «предсказательница/ведьма» (укр. ворож-ка, словен., с.-х.), названия от имен мучениц, «невест Христовых» (чаще всего Екатерины, Елены, Аполлонии, Магдалины, Варвары, Вероники, Ульяны) и др. Мифический жених представлен лужицкими, чешскими, польскими, белорусскими и украинскими наименованиями Б. к. типа «солнышко» и рус. «Иван» (иванчик, ивашка, ванька, ваня-жени-шок]. В названиях Б. к. типа «коробка/ сундук/чан» (рус., чеш., словац., с.-х.), возможно, находит соответствие и один из атрибутов упомянутого обряда — специальный сосуд, используемый в гаданиях об урожае и замужестве. Помимо этого, в названиях типа «ма-ра» можно видеть отголосок западнославянской марены, в названиях типа «кукушка» — мотив души мифической невесты («души Марьюшки», как она именуется в песнях русского обряда крещения и похорон кукушки), в названиях типа «коровка» - - символическое обозначение невесты (ср. рус. коровка «невеста» и символику свадебного каравая). Названия Б. к. типа «кума, посаженая мать» (болг.) соотносятся с рядом болгарских обрядовых персонажей: с «кумой» — девушкой, предводительницей лазарок в обряде «лазарования» (ср. название Б. к. лазарка у македонцев), завершавшемся в Вербное воскресенье кумлением, избранием «кумицы» и угощением девушек в ее доме; с персонажем ивановского обряда «енева буля» — «кумой», вынимающей перстни девушек и предсказывающей им женитьбу; с посаженой матерью («кума») на свадьбе. Возможная связь «кукушечьих» названий Б. к. с русским обрядом крещения и похорон «кукушки», для которого характерно кумление его участниц, подкрепляется ритуальным кумлением в болгарской обрядности Вербного воскресенья. Мотив кумления — связующее звено между болгарскими и македонскими названиями Б. к. типа «кума» и украинскими и польскими типа «кукушка». Б. к. роднит с кукушкой и роль предсказательницы в гаданиях о женитьбе и смерти, а также роль посредницы между разными мирами — ср., например, обращение к Б. к. у чехов: «Божья коровка, куда полетишь — на небеса или в ад?» Названия, определяющие Б. к. как мать (например, рус. коровушка-матушка), соответствуют образу этого насекомого как матери детей в детских закличках (рус. «там твои детки кушают котлетки»). Связь между названиями типа «девица» и типа «мать» подкрепляется христианским осмыслением Б. к. как девы Марии (в кашуб., макед. названиях) и одновременно Божьей Матери (в болг. названиях). С Марией как именем Богородицы связаны и некоторые названия Б. к. с компонентом мара. Возможно, Богородица заместила в этом случае некий языческий персонаж, связанный со смертью и болезнями. Поляки Мало-польши называют Б. к. «коровкой Божьей Матери» и считают большим грехом убивать ее. Название «божья коровка» согласуется с гаданиями о скоте у болгар: если под камнем, под который была положена снятая «мартеница», окажутся Б. к., это значит, что будут хорошо плодиться коровы. Это название связывает также Б. к. с миром мертвых: ср. индоевропейские представления о загробном мире как пастбище, на котором пасутся души умерших. Названия типа «(божья) коровка (овечка, барашек, теленок и т.п.)» реализуют общую модель соотнесения насекомых со скотом. Лит.: Топоров В.Н. Еще раз о балтийских и славянских названиях божьей коровки (СосстеНа зер[етрипс(;а1а) в перспективе основного мифа // Балто-сла-вянские исследования 1980. М., 1981; Тер-новская О,А. Божья коровка или ночь накануне Ивана Купалы (соотношение микро- и макроструктур) // Славянское и балканское языкознание. Структура малых фольклорных текстов. М., 1993. С. 41-55; Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997. С. 492-500. А.В. Гура < SMES