Насекомые

Разные виды насекомых соотносятся с разными частями (зонами, царствами) космического пространства или их образами. С небом, верхней частью мирового дерева (крона, ветви и листья) могут соотноситься божья коровка и пчела («божья пчела»), что отражается их эпитетом. Пчела иногда связывается с мировым деревом в целом или, чаще, с его стволом и средним, земным миром. Вредоносные насекомые связываются с корнями мирвого дерева, с нижним миром, а нередко и с повелителями низа: злыми божествами, духами, демонами и т. п. В образах некоторых насекомых подчёркивается связь с нечистой силой; в частности, стрекоза обозначается (в противоположность божьей коровке и др.) как ездовое животное чёрта — «коза (или козёл) чёрта», «конь чёрта» и т. п. [ср. литов. velnio ozys, velnio zirgelis, англ, dragon-fly, букв. «муха дракона», рус. стрекоза при Стри (бог) и коза и т. п.]. Как образ низа насекомые функционально сопоставимы с хтоническими животными (змеи, ужи, черви, мыши, бобры, чудовища и т. п.). Тот факт, что разные насекомые соотносятся в совокупности со всеми космическими зонами и со всеми тремя частями мирового дерева, находит параллель в мифопоэтическом взгляде на насекомых как гибридный образ, составленный из черт (или свойств), присущих животным, живущим в воздухе, на земле (а иногда и под землёй); ср. соответствующие тексты (особенно часто — загадки о насекомых) типа: «чорон, да не ворон, рогат, да не бык, шесть ног без копыт: летит — воет, падает — землю роет», «Летит по-птичьи, ревёт по-бычьи», «Не рак, не рыба, не зверь, не птица» и т. п. Иногда насекомое изображается как посланец бога, которому дана власть над всеми, кроме обитателей моря.

Некоторые ритуальные тексты наглядно демонстрируют функциональные различия между разными видами насекомыми. Один полюс образуют «божьи» пчёлы, которые приносят весну и плодородие. На другом находятся вредоносные насекомые, созданные в наказание людям и скоту. У многих сибирских народностей (ненцы, селькупы, нганасаны, кеты и др.), как и у ряда североамериканских индейцев, распространён миф о происхождении таких насекомых (особенно часто комаров) из искр костра, на котором мифологический герой сжигает злое женское существо (ср. появление комаров из тела Хоседэм, сожжённой на костре у кетов, из тела парнэ у ненцев и т. п.). В связи с этим мотивом находятся и другие, довольно многочисленные версии происхождения насекомых (муравьев, мух, москитов, вшей и т. п.) из тела убитого чудовища в результате инцеста между братом и сестрой, а также по воле творца (который иногда посылает насекомых на землю с целью научить людей сажать и выращивать культурные растения). В разных мифо-поэтических традициях засвидетельствован мотив обращения громовержцем своих детей, подозреваемых в том, что они — результат измены его жены, в насекомых или других хтонических животных (змеи, черви, мыши и т. п.) и в растительные образы (грибы, семена и т. п.). У ягнобцев (Таджикистан) отмечено представление о появлении вшей в связи с громом, ср. изображение наказания богом взбунтовавшихся ангелов, превращающихся в насекомых, скорпионов, саламандр и падающих на скалы (левая часть триптиха И. Босха «Воз сена»).

Идея превращения божественного или человеческого персонажа в насекомого повторяется во многих мифологических схемах. Типичным для целого класса мотивов превращения искусного в каком-либо ремесле работника, мастера в насекомое, сохраняющее соответствующий профессиональный навык, является превращение Афиной ткачихи Арахны в паука; ср. также разные варианты мифа о превращении людей в муравьев, термитов, кузнечиков, цикад и т. п. и превращение Геры (жены громовержца Зевса) в овода, с тем чтобы преследовать Ио, возлюбленную Зевса, превращённую в корову (в более распространённом варианте Гера напускает овода на Ио). Тема метаморфозы возникает и в архаичных представлениях о превращении души человека в бабочку, мотылька и т. п. Вместе с тем бабочки-однодневки, мотыльки и другие эфемериды становятся широко распространёнными символами краткости жизни и счастья. Связь людей с насекомыми, подтверждаемая мотивом превращения, объясняет использование образов некоторых насекомых (пчела, оса, муха, комар, паук, муравей и т. п.) в качестве тотемных

Фольклорная, прежде всего сказочная, традиция с разной степенью полноты сохраняет многочисленные мотивы, связанные с насекомыми, — бесспорно мифопоэтических [превращение мифологического героя или героини в пчелу, муравья (уменьшение размера с целью проникнуть сквозь щель в нужное место — мотив, объединяющий ведийского Индру с Иваном-царевичем, проникающим в виде муравья в Хрустальную гору), муху, комара и др.] через сильно трансформированные и десакрализованные, аллегоризированные вплоть до предельно сниженных профанических вариантов, шуток, анекдотов. Результаты волшебных трансформаций метаморфоз,— прожорливые насекомые, приносящие лихорадку, ассоциируются с магическим миром чародеев, фей и ведьм, чьими спутниками они являются, как явствует из литературных источников.

Несомненна роль насекомых в ритуале, например, пчёл в культе Артемиды Эфесской. Исследования современных учёных (прежде всего К. Леви-Строса) вскрыли ритуальную и мифологическую роль мёда и через него — пчёл, подтверждаемую как известными фактами (кормление младенца Зевса молоком и мёдом), так и мифологизированной ролью пчёл или муравьев в народной медицине. Известны специальные ритуалы отвращения вредоносных насекомых, включающие иногда жертвоприношение и (или) обращение к особому божеству — повелителю насекомых, способному их изгнать (ср. Зевс Апомийос, мушиный бог на древнем Ближнем Востоке). В ряде случаев принимались специальные меры умилостивления демонов и злых духов, в подчинении которых находились насекомые, читались молитвы и заговоры от насекомых, совершались магические действия.

Для насекомых характерна символическая соотнесенность со скотом. В символике муравьев, блох, вшей, клопов, мух, пчел существенную роль играет признак множественности.

См. также:

Северная традиция

В «Старшей Эдде» и особенно в «Младшей Эдде» пчела связана ясенем Иггдрасиль. В ряде случаев эта связь дана через образ мёда.

Славяне

Хтонические существа, воспринимаемые как нечисть (кроме пчелы и божьей коровки) и поэтому, подобно гадам, подвергаемые ритуальному изгнанию. С гадами насекомых роднит:

дьявольская природа — дьявол сотворил мух, ос, шершней, шмелей;
ядовитость — бабочки, паука, медведки и др.;
использование в обрядах вызывания дождя — вши, блохи, паука, медведки, муравьев.

По украинскому поверью, мошки, комары, мухи завелись из пепла; согласно южнославянским легендам, блохи, мухи и комары произошли из искр от змеиного удара хвостом по углям, блохи — из горсти земли, из праха или пепла змеи, вши — из пыли, пепла, из крови змеи.

У всех славян распространены представления о насекомых как образе души: в виде мухи, бабочки, муравья, жучка душа покидает тело человека во время сна, особенно ведьмы, в виде мухи или бабочки она вылетает из умирающего и посещает родной дом после смерти, светлячков воспринимают как души людей, с душами живых членов семьи отождествляют зимующих в доме мух.

Разнообразны ритуально-магические способы изведения насекомых у восточных славян. Часто пойманного таракана хоронили, считая, что остальные пойдут за ним следом. Сажали его в лапоть или клали в «гробик» из репы или ореховой скорлупы и везли на ниточке на кладбище, там закапывали и ставили крестик. Иногда привязывали таракана ниткой за лапку и тащили на кладбище, когда туда везли покойника. По пути голосили: «Забери, голубчик, всех своих братиков, сестричек да мою хату мне очисть». Таракана бросали в могилу, когда в нее опускали покойника. Клопов спроваживали на «тот свет», подкладывая в гроб покойнику и приговаривая: «Куды гроб, туды клоп». Разыгрывали похороны блохи с мухой, посаженных в огурец: наряжались попом, кадили смолой, голосили, стучали в косы, изображая колокольный звон, всей деревней провожая «мертвецов» на кладбище. Закапывая блоху, причитали: «Попрыгунья блошка, подогни ножки, перестань скакать, пора ложиться помирать».

В некоторых местах таракана всей семьей волокли из дома на нитке через плечо и погоняли хворостиной: «Нейдет, пойдет… Ухнем!» Тянули за ниточку через дорогу под пение свадебной песни о том, как везут невесту с богатым приданым в новый дом. В день св. Тимофея Прусского (10.VI) выволакивали на двор в лапте пару прусаков и секли лапоть с угрозой: «Убирайтесь, прусаки, не то побьют вас мужики!» Выносили на коромысле двух тараканов к реке, приговаривая: «Пошли, поехали, живые покойники», а затем бросали в воду. Иногда тараканов бросали вслед выгоняемому стаду, веря, что все тараканы уйдут за стадом в поле.

От насекомых избавлялись также путем передачи или подбрасывания кому-либо. Незаметно приносили тараканов соседям, в сенях читали заговор: «Сорок тараканов, сорок первый таракан — вся стая их, идите к соседу такому-то, а в нашей избе чтобы не слышно, не видно — духу не было. Аминь, аминь, аминь». Клопов бросали священнику в спину со словами: «Куда поп, туда и клоп», тайком клали ему в шапку или под седло лошади, говоря: «Попы, попы, возьмите наши клопы».

В заговенье Рождественского поста одна женщина обегала вокруг дома верхом на кочерге и стучала в дверь, а другая выходила к ней верхом на помеле. Первая спрашивала: «Чем заговелись?» — «Хлебом-солью». — «А клопы чем заговелись?» — «Клоп клопа съел». На Новый год открывали настежь дверь и выгоняли из хаты тараканов старым веником: просили их идти поколядовать к соседям. Сверчков отсылали «к месяцу на свадьбу», разъезжая по хате верхом на клюке с распущенными волосами. Мух изгоняли по окончании жатвы, высылая на небеса за снегом: «Черные мухи из хаты, белые в хату».

От тараканов избавлялись лишь «бескровным» способом. Бить и давить их, особенно черных, считалось грехом, поскольку черные тараканы в доме предвещают богатство и счастье. Их даже приносили с собой при переезде в новый дом и прикармливали по большим праздникам, так как верили, что благодаря черным тараканам лучше будет вестись скот. Когда тараканы покидали дом сами, считали это предвестьем пожара или смерти кого-нибудь из домашних. Роль домашнего покровителя приписывалась и другим насекомым. В Полесье верят, что паук приносит в дом богатство и благополучие, называют его «хозяином». У поляков запрещалось убивать пауков в хлеву, иначе скот будет сохнуть. По поверьям чехов, поляков, украинцев, присутствие в доме стрекочущего сверчка сулит счастье и деньги. Хорошей приметой считали также появление в доме муравьев.

Христианство

В описании Ноева ковчега насекомые названы зловредным отрядом.

Магия

Изображения некоторых насекомых (или даже сами засушенные насекомые) нередко использовались как амулеты.

Пихология

Вредители.

Символ алчности, сладострастия, множества желаний, потребности в обновлении —характеристики близки фрейдовскому принципу удовольствия. Насекомое воплощает индивида, который не принимает ни своё истинное значение, ни косвенное ему подтверждение, отказываясь проникнуть внутрь себя и попусту растрачивает свою энергию.

В волшебных сказках часто символизируют определённость, кропотливость: служат помощниками при решении непосильных задач (отделение песка от крупы). В этом случае они соответствуют духу дифференциации индивида (разделение сознательных и бессознательных содержательных компонентов психики).

Сны, в которых фигурируют насекомые, связаны с расстройствами органическими, или вегетативной нервной системы (зачастую):

муравей соответствует симпатической нервной системе;
оса — это знак тревоги;
на нервное возбуждение указывают жесткокрылые;
майский жук свидетельствует о состоянии веселья, расслабленности.

Искусство

Ещё в неолитическом искусстве встречаются схематические изображения пчелы, бабочки и других насекомых в качестве тотемических и апотропеических знаков. Особое значение «энтомологическая метафора», основанная на сближении полярных аспектов бытия (навозный жук-скарабей как «двигатель» солнца), получает в египетской художественной культуре. В античности распространены символы бабочки, скорпиона (соответственно атрибуты Психеи и Меркурия), пчелы (эмблема Эрота, знак поэтического вдохновения и др.), образы мошкары как внесимволического признака лета; в изобразительном искусстве распространены стилизованные изображения насекомых (однако последующая традиция возводит к древнегреческому живописцу Апеллесу именно скрупулёзно-иллюзионистическое изображение мухи, якобы привлёкшее даже настоящего паука). Значительный резонанс в европейской культуре имеют многочисленные энтомологические мотивы Библии (саранча, блохи, мухи — в частности, именование сатаны «царём мух»; ср. Вельзевул). Аллегоризующие образы насекомых рассеяны в средневековом богословии и словесности [Григорий Великий в «Моралиях» сравнивает обращённого язычника с кузнечиком-богомолом (mantis religiosa), Данте в «Божественной комедии» уподобляет ангелов пчёлам и т. д.]. В позднесредневековой живописи бабочка («душа») в руках Иисуса-младенца, кузнечик, божья коровка (атрибут богоматери) — одновременно и религиозные символы, и знаки восторженного любования красотой реального мира. Но типичны для этой эпохи и идущие из библейской традиции образы демонических насекомых [насекомовидная нечисть в сценах низвержения мятежных ангелов, ада, распятия (вокруг злого разбойника)]. В XVI—XVII вв. наряду с воспеванием красоты насекомых как «ювелирных изделий природы» (стихи П. Ронсара о шершне, муравье, бабочке; образ Юпитера-живописца с бабочкой у итальянского художника Д. Досси; энтомологические иллюстрации-акварели немецкой художницы М. С. Мериан) популярно и смягчённо-негативное отношение к ним (бабочка как эмблема непостоянства, муха — бренности, блоха — мук совести и т. д.). В XVII — нач. XIX вв. приобретает популярность тщательное воспроизведение насекомых в натюрмортах-обманках. Типичное уже в античности геральдическое значение насекомых сохраняется и в новое время (пчёлы на наполеоновских регалиях), так же как и традиционная эмблематика (куколка бабочки, обозначающая бессмертие, а летящая на огонь мушка — поэтический «эрос» — стереотипы романтического мышления). В литературе второй половины XIX в. Н. нередко становятся подлинными героями метафорического мира, тяготеющего к идее роковой абсурдности бытия (пауки у Ф. М. Достоевского; образ «искательниц вшей» у А. Рембо; вошь — «безжалостный бог» у Лотреамона). Образы гигантских насекомых — «властителей мира» переходят в графику (пауки О. Редона, М. В. Добужинского), политическую карикатуру и плакат («паук-капиталист» и др.).

Пристальный интерес к миру насекомых, аллегорически живописующему взаимо-отчуждённость людей, составляет характерный признак модернистской культуры [трансформация героя в чудовище-насекомое в «Превращении» Ф. Кафки, в дневниках сопоставлявшего самого себя с насекомым (изобразительная параллель к этому — графика Дж. Энсора и А. Кубина); кузнечик в живописи сюрреалистов (М. Эрнст, С. Дали, А. Массон); мухи у Ж. П. Сартра и А. Камю; осы и пчёлы, цикады у О. Мандельштама; энтомологические мотивы у В. Набокова и др.].

Литература

Топоров В. Н. Одноимённая статья в MNME
Соколов M. H. Одноимённая статья в MNME
Гура А. В. Одноимённая статья в SMES
Катаров Е. Г., Культ фетишей, растений и животных в древней Греции, СПБ, 1913 < MNME
Порчинский И. А., Бабочка в представлении народов в связи с народным суеверием, П., 1915 < MNME
Иохельсон В. И., Натуралистический сюжет о происхождении комаров и других гадов в сибирско-американских мифах, «Сборник музея антропологии и этнографии», 1918, т. 5, в. 1, с. 201-04 < MNME
Павловский Е. Н., Паразитологические мотивы в художественной литературе и народной мудрости, Л., 1940 < MNME
Терновская О. А., Об одном мифологическом мотиве в русской литературе, в кн.: Вторичные моделирующие системы, Тарту, 1979, с. 73-79 < MNME
Marian S. F., Insectele оn limba, credin ele si obicelurile Romвnilor, Bucuresti, 1903 < MNME
Knortz K., Die Insekten in Sage. Geschichte und Literatur, В., 1910 < MNME
Roux J.-P., Faune et flore sacrйes dans les sociйtйs altaпques. P., 1966 < MNME
Schimitschek E., Insekten in der bildenden Kunst, W., 1977 < MNME
Гура А. В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997. С. 416—526 < SMES
Терновская О. А. К описанию народных славянских представлений, связанных с насекомыми. Одна система ритуалов изведения домашних насекомых // Славянский и балканский фольклор. М., 1981. С. 139—159 < SMES
Терновская О. А. Ведовство у славян. П. Бзык (мухи в голове) // Славянский и балканский фольклор. М., 1984. С. 118—130 < SMES

Примечания и комментарии