Дунай

— в славянской традиции обозначение мифологизированного водного пространства, реки, границы между своим и иным миром, дороги в рай и т.п. Древнейшее предание о дунайской «прародине» славян содержится в «Повести временных лет» (начало XII в.), где говорится о том, как «по многих временах» после вавилонского столпотворения и расселения народов славяне сели на Д. Предание отражает продвижение пра-славян к дунайской границе Византии в VI в. и формирование общеславянского этнического самосознания в процессе столкновения с иной культурой (византийской цивилизацией). Д. оставался символом славянского единства на протяжении средневековой эпохи: в 1665 г. хорват Юрий Крижанич писал, что русские, лехи (поляки), чехи, болгары, сербы и хорваты зовутся общим именем — «Словинци и Задунаици». В представлениях славян Д. -- это водное пространство вообще, море (в рус. свадебных песнях море часто заменяет Дунай), граница между своим и иным миром (ср. также свой — чужой), дорога — путь в иную землю, иной мир, рай. В хлыстовской песне середины XVIII в. Сын Божий призывает «вол-ных людей на большой корабль <...> Гребите вниз по батюшки по тихому по Дунаю, от краю друга до краю до небес-нова до раю». В болгарской песне Д. течет от райского древа — золотой яблони; в польских песнях Д. течет в райском саду; молодец исцеляется от травы, принесенной «с дуная»; в русских свадебных песнях по Д. плывет (стоит на Д.) райское дерево и т.п. (ср. образ мирового дерева у тихого белого Д. в болг. песнях); представление о Д., как реке, текущей из рая, восходит к византийским апокрифам. В украинской традиции Млечный Путь — дорога из Москвы в Иерусалим. По дороге к Иерусалиму есть река Дунай, о которой говорят: «Пи-шов на Дунай, та и до дому не думай». На этой реке есть полотняные мосты, которые откликаются, если кто хочет переехать. Эти мосты очень длинны: каждый в пять верст; известны сходные польские поговорки и поверья, русский заговорный мотив о Д., к которому ведет «ка-линный мост» и т.п. (ср. также мотив отсылки болезни «у Дунав» в сербских заговорах). Д. оказывается в народной традиции и границей, и центром мира (ср. мотив райского — мирового дерева на Д.), где происходят главные события народной жизни и пересекаются все пути. В украинской щедровке молодецкий конь пьет «з Дунаю» воду и перед ним открываются три дороженьки: одна до Боженьки, другая — «до королейка», третья — «до панойка» и т.п. В польских песнях на Д. встречаются молодые: хлопец поит коня, девица стирает на белом камне и т.п. Д. разделяет жениха и невесту, молодцов и девиц (рус., пол., серб.) — является рубежом в обрядах жизненного цикла, прежде всего свадьбы (пересечение Дуная — символ брака; ср. «Дунай» как характерный припев рус. свадебных и др. песен, рус. и пол. фольклорный мотив выдачи замуж «за Дунай» и т.п.). Невеста, гадающая о суженом, бросает венок в Д. и ждет гостей с трех сторон: из Киева, из Питера и из «дальней Москвы», роняет в Д. перстень, который должен достать суженый, и т.п. Д. оказывается также местом смерти и погребения: девица (молодец) тонет в Д., топит там ребенка (пол., рус.); Стенька Разин, согласно русским историческим песням, завершает свой путь «добра молодца» на Д., просит перевезти его через Д. и похоронить у «белого камешка» между трех дорог— Питерской, Владимирской и Киевской. Этиологические мотивы девичьих слез, которые «Дунай-речку делают», гибели во время свадебных испытаний былинного богатыря Дуная и превращения его крови в реку также связаны с брачной символикой реки — воды. Реальный Д. в слав, поверьях и обрядах — объект умилостивительных жертвоприношений: воины русского князя Святослава (хотевшего устроить центр своей земли на Д.), по данным Льва Диакона (конец X в.), совершив погребение убитых на поле боя, топили в Д. младенцев и петухов; ср. жертвоприношение посреди Д. живых курицы, петуха или др. животных болг. рыбаками. По серб, поверьям, в Д. обитает 99 водных духов: сотый — их старейшина; у дунайских водяных козлиные ноги, уши и рожки, на голове — красная феска (ср. Водяной). См. также Река. Лит.: Мачинский Д.А. «Дунай» русского фольклора на фоне восточнославянской мифологии и истории // Русский Север. Л., 1981. С. 110-171 (там лит.); Цивъян Т.В. Движение и путь в балканской модели мира. М, 1999. С. 167-200. В.Я. Петрухин < SMES