Запах

По тонкому замечанию Гастона Башляра^[1], запах или аромат в совокупности с общей символикой воздуха эквивалентен возмущениям или следам, оставляемым твердыми телами при их прохождении через атмосферу, а потому символизирует память или воспоминания. Если чистый, холодный воздух горных вершин ассоциируется с героической, одинокой мыслью — как у Сан Хуана де ла Крус, так и у Ницше — то с насыщенной запахами атмосферой ассоциируется ум, наполненный эмоциями и ностальгией.

«Чрезмерное увлечение законом соответствий привело некоторых авторов к попыткам зафиксировать символизм каждого конкретного запаха. Разумней было бы отобрать некоторые основные характерные значения, привязанные к определенным запахам, и расположить их в ряд, составляющий шкалу значений, близкую шкале цветов, текстур вещества, форм и вообще всех явлений, характеризующихся одновременно континуальностью и дискретностью и выражающих постепенную дифференциацию Единства». [kerl] .

Благоухающей пантере противостоит зловонный дракон (змей). И тот и другой запахи следует рассматривать как маркеры, выявляющие мифическую природу обозначенных персонажей. С одной стороны, запах ощутим, реален и поэтому принадлежит земному миру. Но в то же время он бесплотен, невидим, летуч и, благодаря этим качествам, относится к иным уровням, высшему или низшему. Согласно зороастрийским представлениям, в раю веет ароматный, благоуханный ветер^[2]. Зловоние змея как одна из существенных его характеристик проявляется на хтоническо-земном уровне^[3]. В буддийской мифологии наги - змееподобные полубожества считается, что их дыхание ядовито, а взгляд может принести смерть. В персидской космографии говорится: если дракон обдаст своим дыханием слона, тот почернеет ("Чудеса мира". 190). У дракона, с которым сразился Тристан, из пасти торчал ядовитый огненный язык; с его помощью дракон убивал и слизывал все живое. Поразив чудовище, Тристан отрезал его язык и спрятал в карман; ядовитый пар, сочившийся с языка, проник в кровь и отравил все тело героя^[4]. Согласно рассказу брата Иордана де Северака, у эфиопских драконов "из пасти исходит дух зловонный и тлетворный, густой, словно дым костра". Пробуя взлететь, они низвергаются в реку, вытекающую из рая. Охотники за карбункулами, хранящимися в головах этих драконов, должны выждать семьдесят дней, прежде чем спуститься в долину^[5]. В последнем случае интересно сочетание противоположностей: зловоние драконов и сладость райских вод.

В заключение обратимся к двум историям, которые можно рассматривать как отражение или искажение мифа о благоухающей пантере.

В армянском географическом сочинении VII в. среди диковинок Эфиопии упоминается "животное жираф, враждебное человеку, но издающее приятный запах" (Армянская география, с. 25). Приятный запах к этому животному перешел от парда, на что, несомненно, повлияло греческое название жирафа - kamhlop?rdalij. На Эбсторфской карте мира пестрый жираф выглядит как животное из семейства кошачих, и если бы не надпись к рисунку, то догадаться, какой зверь здесь изображен, было бы невозможно.
В древних китайских источниках сохранились сведения о необычном животном, чья шкура источала волшебный запах.

Сюань-цзун владел мехом животного, имя которого на языке "варваров" означало "индиговый и благоуханный"; это было подношение от далекой страны, сделанное во времена Тай-цзуна. Об этом звере говорили, что он является помесью леопарда и легендарного животного, называвшегося в древнем Китае *tsi6u-ngiu. Его шкура была более глубокой синевы, чем персидское индиго, а его запах можно было почувствовать издалека, за много ли^[6].