Олень

олень  — лат. cervus  — греч. ———— весьма примечательное символическое животное культур древнего мира. Heредко он вместе с быком образует некую мифическо-космическую дуалистическую систему, подобно дикой лошади и корове, представленным на наскальных рисунках ледникового периода, как это утверждает гипотеза французских историков первобытного общества. Из-за своих ветвистых древоподобных, периодически обновляющихся рогов олень символизировал омоложение жизни, новорожденность и ход времени. Ветвистые рога оленя также могут символизировать лучи Солнца. Часто ассоциируется с Древом Жизни. Олень-самец в схватке с хтонической змеей символизирует, подобно орлу, сражающемуся со змеей, конфликт противоположностей, положительного и отрицательного, света и тьмы, и т. п. Олень-самец часто бывает посланником богов или небесных сил. Универсальный благоприятный символ. Взрослый олень-самец — солнечная эмблема изобилия, его ветвистые рога символизируют у американских индейцев и некоторых других народов Древо Жизни, солнечные лучи, долговечность и возрождение (периодически происходит смена рогов). Наиболее характерные признаки оленя — стремительность, грация и красота. По этой причине, возможно, оленя связывают с поэзией и музыкой. Олени предстают также как чудесные вестники и проводники, указывающие героям путь к их цели. Оленям также приписывали целебные силы, особенно способность разыскивать лекарственные травы. Символическое значение оленя связано с символикой Древа Жизни благодаря сходству оленьих рогов с ветвями. Как замечает Анри-Шарль Пюэ, он также является символом циклов возрождения и развития. В некоторых культурах Азии и доколумбовой Америки олень вошел в представление людей как символ возрождения вследствие того, что его рога периодически обновляются. Подобно орлу и льву, он — извечный враг змеи; это указывает на то, что символически он рассматривался в положительном смысле; он тесно связан с небом и светом, тогда как змея ассоциируется с ночью и жизнью под землей (18). Древние греки и римляне усматривали в олене некий «мистический» дар, — возможно, благодаря некоторому преувеличению психологической проекции; некоторые полагали, что таким даром была способность инстинктивно распознавать лекарственные растения, способность, которая упоминается и в средневековых бестиариях, утверждающих, что «олень может распознавать бальзамическое растение». Отчасти престиж оленя — следствие его внешнего вида: его красоты, грации, быстроты (46). Благодаря своей роли вестника богов олень может рассматриваться как противоположность козла. Основные значения: чванство долгой жизни Солнце, обновление, творение, огонь, восход ассоциирующийся с Востоком, восходом, светом, чистотой, обновлением, созиданием и духовностью связан с мужеством и страстностью в схватке с хтонической змеей символизирует конфликт противоположностей, положительного и отрицательного, света и тьмы, и т. п. топчущий змею ногами, символизирует победу духа над материей, добра над злом. Он также рассматривался как символ облагораживания (20).

См. также: Олень, славянская традиция Козёл лин Козёл иййал Катоблеп Мюйюздюу Эне

Древний Восток

На оленях передвигались и многие хеттские, шумерско-семитские и синтоистские божества. У хеттов в качестве оленя выступает божество — охранитель мужского пола. Бог Животных стоит на олене-самце. В шумеро-семитской традиции бог плодородия иногда был одет как олень-самец для жертвоприношения. Голова оленя-самца — эмблема Рашапа.

Египет

Египтяне считали его прообразом существа, падкого на лесть, потому что олень позволяет соблазнить себя звуками флейты.

Античность

ОЛЕНЬ годовалый Эмблема Вакханта и приверженца орфизма, который носит оленью шкуру и сандалии из оленьей кожи. Сопровождает Диану В греко-римской традиции олень-самец — атрибут Артемиды (Дианы). В античности считалось, что олень враждебен ядовитым змеям, олений мех (оленья шкура) — надежный таяисман от змеиных укусов, а порошок из оленьих рогов — надежная защита посевов от вредоносного колдовства.

Согласно античной традиции, олени убивают и поедают змей, выгоняя их из нор дыханием ноздрей. Об этом пишут Феофраст, Плиний, Элиан, Оппиан и другие авторы. Впрочем, не было недостатка и в критических мнениях. Так, например, Лукреций не преминул отметить всеобщее заблуждение:

«Как быстроногий олень, по преданью, ноздрями своими Может извлечь из норы ползучее, племя животных. Правдоподобия нет никакого во всех этих баснях» (Лукреций. О природе вещей. V. 765—767).

Неожиданный поворот темы представлен в поэме Лукана. Фессалийская ведьма готовит колдовскую смесь для временного оживления свежего трупа. Среди прочих ядов, называются мозги оленя, проглотившего змею. Восточные врачи, напротив, считали, что змеиный яд скапливается в хвосте оленя.

«Все, что природа вокруг на гибель и зло породила, Вместе мешает она. Собаки здесь бешеной пена, Рыси лесной требуха, позвоночник гиены свирепой, Здесь и оленьи мозги, змею проглотившего с кормом» (Лукан. Фарсалия. VI. 670—674).

Северная традиция

Кельты верили, что олени — основное животное в волшебных стадах богов (именно это, возможно, привело к традиции, согласно которой Санта Клаус путешествует в оленьей упряжке); некоторые кельтские боги сами были с оленьими рогами. У кельтов олень-самец — Солнце, терапевтический символ, плодородие, мужественность; атрибут воина-охотника Коцидия и Оссиана; облик рогатого бога Цернунна. У скандинавов шкура оленя-самца часто используется в шаманских ритуалах (см. кожа и лань). Северный олень у скандинавов посвящен Великой Матери Исе, или Дисе. По древненордической мифологии, в кроне мирового древа Иггдрасиль пасутся четыре оленя, пожирая почки (часы), цветы (дни) и ветви (времена года). В древнекелыской мифологии олени считались «крупным рогатым скотом фей» и вестниками между миром богов и миром людей. Кельтский бог Цернунн изображался с рогами оленя на голове, как шаман первобытных племен.

Европа

В результате наблюдений за его повадками возник и связанный с оленем символизм одиночества как в европейской, так и в японской традиции.

Китай

В Китае олень (лу) символизирует долголетие и богатство. У китайцев означает счастье и денежную прибыль. Белый олень-самец символизирует Шоу-Синя, бога бессмертия. Дракона называют «небесным оленем-самцом». в Китае — с богатством и удачей, слово «олень» там — омоним слова «изобилие». В Древнем Китае ввиду созвучия слова «олень» (лу) со словом «богатство» олень считался символом состоятельности, материального благополучия, а также олицетворением сыновнего благоговения (согласно одной притче, некий молодой человек облачился в оленью шкуру, с тем чтобы добыть оленье молоко в качестве глазного лекарства для своих слепых родителей) и проводником бога долголетия Шоу-сина.

Япония

У японцев дракон — это «небесный олень-самец». В результате наблюдений за его повадками возник и связанный с оленем символизм одиночества как в европейской, так и в японской традиции. В японской религии синто олень является скаковым животным богов и часто изображается на подвесных циновках в святилищах.

Мезоамерика

В доколумбовой Центральной Америке оленеподобные рогоносцы символизируют седьмой день двадцатидневного календаря (у ацтеков — мацатль, у майя — маник). Люди, рожденные под знаком этих диких животных, неприкаянно блуждают в мире природы, стремясь уйти подальше и презирая прочное местожительство (см. Лань).

Иран

У митраистов олень-самец и бык символизируют момент смерти.

В «Бундахишне» («Сотворение основы») среди различных мифов, передающих зороастрийские представления о мире, говорится о вражде животных и птиц с вредными тварями: «Горный бык, горный козел, газель, онагр и другие животные поедают змей» (Бундахишн, с. 292). Согласно зороастрийскому бестиарию, в природе существуют пятнадцать видов быков: «белый, серый, красный, желтый, черный, пестрый олень, буйвол, жираф, бык-рыба, дикий кабан и другие виды быков» (Бундахишн, с. 282). Этот перечень позволяет объяснить, каким образом «олень» превратился в «быка» в персидской космографии. Представление о том, что змея покидает то место, где сожгут рога оленя, прочно вошло в круг идей восточной медицины, о чем свидетельствуют рекомендации Ибн Сины по использованию курений из рога оленя.

Христианство

Вернемся к вопросу, зачем оленю нужна змея. В разнообразных сочинениях, независимых от «Физиолога», сообщается о поедании змеи, и лишь «Физиолог» говорит о том, что цель оленя — убийство змея. В такой ситуации особый интерес приобретают свидетельства раннехристианских писателей, которые транслируют античный миф, не меняя его мотивацию. На их фоне яснее обозначается интересующая нас проблема манипуляции с текстом и, наконец, появляются некоторые основания обозначить замысел автора «Физиолога».

Христианский апологет Татиан упоминает оленя, который лечится, поедая змей. Осуждая искусство греческих врачей, Татиан вопрошает: «Почему верящий устроению вещества не желает поверить Богу? Чего ради ты не приходишь к более могущественному Владыке, лечишься, словно пес с помощью травы, олень с помощью гадюки, свинья с помощью речных раков, а лев — обезьян? И зачем ты обожествляешь мирские вещи?» (Татиан. Слово к эллинам. 18). Напротив, Василий Кесарийский видит в подобных примерах величие Творца: «Не какое-либо искусство резать корни, не опытное изведание трав открыло бессловесным познание полезного; напротив того, каждое животное естественным образом отыскивает спасительное для него, и имеет какое-то непостижимое сродство с тем, что сообразно природе» (Василий Великий. Шестоднев, с. 164).

В поучении коптского апы Поймена говорится об оленях, поедающих змей. Как видим, для создания поучения вовсе не требовалось сокрушать змея. Этот пример со всей очевидностью удостоверяет переделку сюжета автором «Физиолога». Змеиный яд жжет сердца оленей, и спасение они находят лишь напившись воды. Подобным же образом поступает и горный бык, описанный ал-Бируни. Указанные обстоятельства позволяют считать, что поучение коптского апы Поймена не отражает сведения «Физиолога». В поучении и иная интерпретация сюжета: оленям уподобляются монахи-пустынники, палимые ядом демонов лукавых; Христос же есть водный источник. Очевидно, что подобные сравнения не противоречат исходной мифологеме, хотя и не раскрывают её полностью.

«Говорил апа Поймен: Написано: „Как олень пребывает у источников водных, таким же образом и моя душа прибегает к Тебе, Боже“ (Псал. 41:2). Поскольку олени, пребывающие в пустыне, поедают змей и, когда яд жжет их сердце, поднимаются к водам, и, напившись, прохлаждаются от змеиного яда. Таким же образом монахи, пребывающие в пустыне, палимы ядом демонов лукавых, [но,] любя субботу и воскресенье, стремятся взойти к источнику водному, который есть плоть и кровь Господа, чтобы очиститься от всякой горечи лукавого».

Особый интерес для нашего исследования имеет развернутый комментарий Василия Кесарийского к 28 псалму. Василий с видимым удовольствием размышляет на тему об оленях и змеях, мало связанную со строкой из псалма: «Глас Господа разрешает от бремени ланей». В полном согласии с античной традицией Василий пишет, что олень в лечебных целях поедает змею, предварительно изгнав её из убежища своим дыханием.

«Олень имеет такое устройство, что ему не могут вредить пресмыкающиеся; но, как говорят естествонаблюдатели, съеденная им ехидна служит для него очищением. А все ядовитые животные берутся в изображении злых и противных сил, как говорит Господь: даю вам власть наступать на змей и скорпионов, и на всю силу вражию (Лука. 10:19), и как ещё псалом обещает Пророку: на аспида и василиска наступишь (Псал. 90:13). Посему, когда слышишь в Писании имя оленя, необходимо искать в слове изображения чего-то лучшего. Ибо высокие горы [убежище] сернам (Псал. 103:18), и: как лань желает к потокам воды (Псал. 41:2). Но и всякий праведник имеет пребывание в вышних, к намеренному стремясь, к почести вышнего звания (Поел. к Филип. 3:14), и прибегает к удобопиемым источникам, ища первых начал богословия. Олень же дыханием своим извлекает ядовитых гадов, кроющихся в гнездах, и силою сего дыхания заставляет выходить из их убежищ. Посему святой, как именуется орлом за свою превыспренность и большею частью отделенность от земли, […] так и оленем — за противодействие злу. Посему и Соломон говорит: [утешайся женою юности твоей], любезною ланию и прекрасною серною; груди её да упоявают тебя во всякое время (Притчи. 5:19); а сим дает нам разуметь, что упомянутые теперь олени способны к учению богословия. Глас Господа, разрешает от бремени ланей. Посему, когда увидим какого-либо Божия человека совершенного и во всем преуспевшего, будем усиленно искать пользы в беседах с ним! Где есть олень, оттуда прогоняется всякая пресмыкающаяся злоба; потому что ядовитые гады не терпят запаха сего животного, бегут даже из места, где есть запах [жженых] оленьих рогов».

В «Физиологе» (по сербской рукописи XVI в.) рядом с известной уже нам статьей об олене представлен и другой, традиционный сюжет: олень "ухаеть змi"а ськрьвена. поуханi"ю познаваеть ю и абi"е прогласить три гласи великы. и прилагаеть нос свои кь вратомь дуплине. и сводить дыханi"е своё вьнутрь. и где любо да лежить змi"и. вьсходить кь грьтану едена и погльщаеть его и погльтивь змi"а, течеть кь источникомь водныимь". Альтернативный вариант, где говорится о поедании змея, окончательно подтверждает следующие выводы.

Трех примеров из сочинений раннехристианских апологетов и учителей вполне достаточно, чтобы убедиться в переделке сюжета автором «Физиолога» и прояснить мотивацию внесенных им изменений. Олень, ищущий молодости, превратился в орудие победы над дьяволом. Эта совершенно немыслимая конструкция не имеет опоры в мировой мифологии. Придуманный автором «Физиолога» олень, убивающий змей, маргинальная фигура даже для христианской зоологии. Можно предположить, исходя из гипотезы, высказанной в предисловии, что описательная часть представляет собой загадку, адресованную посвящаемому. Загадка носит характер мнимого парадокса. И через толкование посвящаемый открывает для себя тайну священной истории. Но для нас в данном случае достаточно понимания, что олень не животное, а знак, некое производное от толкования.

Поскольку тема оленя и змеи привлекала внимание многих христианских переводчиков и сочинителей, то наряду с искаженным сюжетом продолжал существовать исконный античный сюжет, что самым любопытным образом отразилось в поздних литературных памятниках. Так, согласно «Словарю названий и символики» О. В. Беловой, олень обозначал: 1) Христа, изгоняющего дьявола; 2) обновление человека; 3) грешника.

Символическое толкование оленя восходит к Псалму 41:1. «Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе, Боже». Таким образом, олень стал символом набожности и религиозного стремления. Поскольку олень ищет свободу и убежище высоко в горах, он стал символом уединения и праведной жизни.

В христианской иконографии топчущий змею олень — эмблема уничтожения зла, а в Библии встречается аналогия между оленем, жаждущим воды, и человеческой душой, жаждущей Бога, — эти сравнения стали причиной того, что самец оленя часто символизирует набожность. Именно с этим значением оленя изображают на крестильных купелях, а также в религиозной живописи — пьющим у подножия креста.

иконография исходит из широко трактуемого 41-го псалма Давидова: «Как лань (в немецком тексте олень. — ред.) желает к потокам воды, так желает душа моя к Tебе, Боже» (41:2). Раннехристианский «Физиологус» повествует, что олень изрыгает воду во всякую земную щель, где могут укрываться ядовитые змеи, заставляя их всплыть, а затем растаптывает. «Tак и Господь наш побивает змия, диавола, водой небесной… Иначе говоря, аскеты также подобны оленям. Слезами раскаяния погашают они огненные стрелы зла и повергают великого змия, диавола, топчут его и убивают его». Все это повторяется в тексте средневековой книги о животных («Бестиарии»), при этом там прибавлено, что олени открыли волшебную силу ясенца (Dictamnus): когда охотничьи стрелы застревают в них. Употребление ясенца содействует исторжению стрел из тела и заживлению ран. Преодолевая течения вод, «возлагают они свои головы на спины плывущих впереди и облегчают так свой вес. Если попадают они в нечистое место, то стремглав скачут прочь от него. Tак и христиане… должны взаимно поддерживать друг друга и помогать друг другу: избегать всякого места, изобильного для греха: а уж если они подверглись воздействию диавольского яда змия, то должны прибегнуть ко Христу, истинному источнику, дабы исповедоваться и омолодиться» (Уитеркирхер).

В символике христианского средневековья (в пластике) олень иногда изображается поглощающим виноградные гроздья; это означает, что человек уже на земле может быть удостоен причаститься к благодати небесной. Стремление оленя к источнику вод (ключу) является олицетворением очищения человека водой крещения: «Зри: как олешек змей пожрет, Tо ключевую воду пьет, И сим от яда вновь он чист. И человек здесь видит смысл: Водой крещенья омовён, к безгрешной жизни годен он». Отсiда понятно, почему часто в рельефах на крестных камнях встречаiтся изображения оленей.

На Западе на протяжении средних веков олень часто символизировал путь уединения и непорочности, впрочем на некоторых эмблемах он даже изображался с распятием между рогами (обеспечивая таким образом последнее связующее звено в цепи взаимоотношений: дерево — крест — рога) (4).

В христианском символизме олень-самец означает религиозное воодушевление и рвение, поскольку новообращенные жаждали знания, «как олень жаждет источника». Олень, крошащий змею, — это Христос, побеждающий силы зла. Эмблема святых Адриана, Юстаса, Евстахия, Иды, Феликса, Юлиана Госпитальера. Олень-самец с распятием между рогами — эмблема святого Губерта. атрибут ЮЛИАНА ГОСПИТАЛИТА; с распятием между его рогами — ЕВСТАФИЯ и ГУБЕРТА. Оленя или лань (самку без -рогов), пронзенных стрелой, защищает ЖИЛЬ. В житиях св. Евстахия и Губерта рассказывается о явлении сияющего креста в рогах преследуемого охотниками оленя. Некоторые святые (Райнульф, Райнгольд, Освальд, Прокоп Богемский) изображаiтся с оленем как их атрибутом.

Астрономия/логия

По этой причине на Млечном Пути, по обеим сторонам Моста Смерти и Воскрешения фигурируют орлы, олени и лошади, действующие как посредники между небом и землей (50).

Алхимия

И самец и самка оленя часто выступают как символ превращения — алхимики считали, что это связано с мифом об Артемиде, которая превратила охотника Актеона в оленя за то, что он увидел её во время купания. В алхимии олень-самец вместе с единорогом означают двойственную природу Меркурия, философскую ртуть, поив. Алхимики видят в античном мифе об охотнике Актеоне, превращенном богиней Артемидой (Дианой) в оленя, доказательство возможности превращения металлов в связи с лунарным (подчиненным Луне) женственным миром серебра.

Магия

В античности считалось, что олень враждебен ядовитым змеям, олений мех (оленья шкура) — надежный талисман от змеиных укусов, а порошок из оленьих рогов — надежная защита посевов от вредоносного колдовства. Рога оленя, говорится далее, — надежное целительное средство, причем правые воздействуют сильнее, чем левые, а жженый poг изгоняет любых змей. Мясо оленя врачует от лихорадки, и также надежное средство против этого мазь из костного мозга оленя.

В поэме римского поэта Марка Аннея Лукана изображается трагический поход войска в ливийской пустыне. Солдаты гибнут от укусов ядовитых змей. На помощь римлянам приходит местное племя псилов — заклинателей змей; они окружают лагерь огнем: «Дым от полыни идет и от лиственниц — дым, ненавистный змеям; курятся рога оленей, рожденных далеко» (Лукан. Фарсалия. IX. 920—921).

Об этих же средствах защиты говорится в византийской энциклопедии «Геопоники»: «Змей не будет в данной местности, если ты посадишь полынь, артемизию или божье деревце вокруг усадьбы. Змей, живущих там, ты выгонишь, покурив корнем лилии, оленьим рогом или козьими копытами» (Геопоники. XIII. 8. 1).

Тема мифического противостояния оленя и змеи нашла отражение в средневековых медицинских трактатах. Одо из Мена в дидактической поэме «О свойствах трав» (XI в.) пишет, в согласии с традицией, об оленьих рогах: «Жженые, дымом своим изгоняют и гадов ползучих» (Одо из Мена. 17. 439).

Об этом же сообщается в «Каноне» Ибн Сины. В разделе «Общее рассуждение о том, как отгонять гадов» рекомендуется использовать курения, где, наряду с растениями, используются рога и копыта оленей и коз. Другой способ защиты выявляет прямую связь между змеей и убивающим её оленем, которого советуется на этот случай держать дома. Последнее средство относится к области мифических, что вполне осознавалось Ибн Синой.

«Что же касается курений, то это, например, дым от древесины гранатника — он отгоняет гадов — или корни касатика. Ветви гранатика замечательны в этом отношении, как и гальбан, рога, копыта однокопытных и парнокопытных животных, волосы, бделлий, сагапен, асафетида, листья и костянки лавра, мята, и отварная полынь и подстилки с китраном и дубровником. [Полезно] окуривание прутняком и подстилки из него, а также кресс и зола дерева пинии, особенно с гальбаном, если пускать дым от опия, чернушки, гальбана, оленьего рога, серы и козьих копыт, это прогоняет змей и гадов» (Ибн Сина. Канон. IV. 6. 3. 5).

«Еще один способ отогнать гадов и насекомых — держать в доме, например, аиста, павлина, яйценосных птиц, оленей, ежей, ласок и тому подобных животных, гады боятся их, а если и появляются, то они их убивают» (Ибн Сина. Канон. IV. 6. 3. 5).

В трактате персидского автора Хубайша Тифлиси (XII в.) есть глава под названием «О способах защиты от [вредных] животных и прочих [тварей]», где представлен исчерпывающий перечень советов по борьбе со змеями. «Что делать для защиты от змей. Если закопать в доме лошадиное копыто, то в этом доме не заведутся змеи. А если они были, то убегут. Если кто-нибудь будет жечь в доме голову горного оленя или кости оленя, черепахи или ежа, то змеи убегут. Если кто-нибудь прокипятит в воде васильки, прибавит туда смолы и [этой жидкостью] помажет в доме, то змеи убегут. И если нальют этой жидкости в змеиные норы, то змеи убегут, а некоторые подохнут. А если положат васильки в отверстие норы, то змеи не выйдут наружу. Если выварят кожу змеи в воде, а потом этой водой намажут тело, то такого человека змеи — даже эфы — не укусят. […]» (Хубайш Тифлиси. XIII. 1а, б, в, г, д).

Безоар «Говорят, что горные козлы пожирают змей, как и лани, а после этого пасутся среди горных трав, и это [вещество] сгущается у них в кишках и, перекатываясь там, принимает округлую форму. Это, таким образом, лучшее противоядие от укусов ядовитых змей, природное, не искусственное. Ужаленные места натирают [этим веществом] в смеси с укропной водой (разйанадж), и боль тотчас же прекращается, и восстанавливается прежний цвет кожи» (ал-Бируни. Минералогия, с. 190—191).

«Зуфа — иссоп, ланолин.

Ланолин — вещество, получаемое следующим образом: шерсть овец промывают в горячей воде один раз, затем её выжимают и выделяющуюся при этом грязь подвергают дальнейшей обработке — её взбалтывают вместе с водой, чтобы образовалась пена, которую снимают и собирают отдельно: это и есть ланолин.

Ибн Масавайх [говорит, что] хороший [влажный зуфа] узнается по резкому запаху точно так же, как узнается бобровая струя. [Далее] он говорит, что [влажный зуфа] бывает двух видов: один из них [образуется] от скопления пота на лбу горного козла, поэтому в естестве его имеется сила, устраняющая вред яда, так как горный козел пожирает эф и, когда он пожирает их, в нем приходит в движение естественная сила, устраняющая вред яда. Таким образом, на лбу его собирается пот и сгущается. Это весьма хороший зуфа, и он представляет собой жир с сильным запахом. Второй вид [влажного зуфа], худший по своему качеству. представляет собой пот, скопляющийся в шерсти курдюков маленьких овец и ягнят» (ал-Бируни. Книга о лечебных веществах. 507).

Геральдика

Крылатый олень был эмблемой (impresa) Карла VI (1368—1422), короля Франции. Олень с короной на шее стал эмблемой французского королевского дома со времен правления Карла VII (1403—1461) благодаря легенде о том, что это животное встало на колени перед королем при его вступлении в Руан. Нередко олень фигурирует в геральдических изображениях, где «означает изящество и умеренность (пропорцию): а поскольку в нем, как считается, нет желчи, то это является залогом его долголетия, которое простирается на сотни лет» (Бёклер, 1688). Изображаются в геральдике самостоятельно также и poга или рог оленя, что означает, по Бёклеру, прочность, крепость.

Эмблематика

Олень, раненый стрелою в бок - символ оскорбленной совести "тщетно уйти, и как бы то ни было, мы всегда носим свою боль с собой. псл-Нечистая совесть не дает покоя. [EMSI; табл.6-4, с.129]

…, убегающий прочь. "Ему не спастись бегством. "Когда несчастье уже постигло нас, "То где мы можем найти от него спасение? [EMSI; табл.8-7, с.138]

Олень, плывущий в воде "Я испытываю облегчение, но не добиваюсь безопасности". символ временного облегчения и отсрочки зла. «О, будучи совершенно изнеможден охотниками, прибегает к купанию в воде, чем он слегка освежает свои уставшие члены, охлаждает своё пылающее сердце и немного набирается сил, но он не может ускользнуть от охотничьих собак, которые, наконец, смогут погубить его в воде.» [EMSI; табл.8-11, с.138]

Олень, ощупывающий своим копытом змею. Обман не пройдет незамеченным для осмотрительного. символ того, что предательство, несмотря на все свои уловки, легко может быть раскрыто человеком осторожным и предусмотрительным. [EMSI 36-4,с.257]

Преследуемая собакой олениха, которая видит своего оленя, убитого мечом. Я не знаю, какое зло наихудшее. символ милосердного человека, который даже в самые трудные моменты своей жизни способен проявить дружеские чувства к ближнему и сострадать его несчастиям, особенно в тех случаях, когда-их связывают узы любви. [EMSI 60-8,с.357]

Раненый олень, поедающий целебную траву. Он сам найдёт лекарство. «Эта инстинктивная способность излечивать свои раны и даже вытаскивать стрелы из собственного тела приписывается оленю, который делает это, якобы, при помощи особой травы. Моральный смысл символа заключается в том, что ни целительный бальзам, ни чудесное растение, которое следует прикладывать к ранам, не выведет наружу щетинистые стрелы греха, глубоко засевшие внутри нас так, как это сделает любовь нашего благославенного Спасителя.» [EMSI 49-6,с.314]

Олень, раненый стрелою в бок. символоскорбленной совести "тщетно уйти, и как бы то ни было, мы всегда носим свою боль с собой. псл-Нечистая совесть не дает покоя. [Эмблемата-2; табл.6-4, с.129] …, убегающий прочь. "Ему не спастись бегством. "Когда несчастье уже постигло нас, "То где мы можем найти от него спасение? [Эмблемата-2; табл.8-7, с.138]

Олень, плывущий в воде.//Я испытываю облегчение, но не добиваюсь безопасности. символвременного облегчения и отсрочки зла. «О, будучи совершенно изнеможден охотниками, прибегает к купанию в воде, чем он слегка освежает свои уставшие члены, охлаждает свое пылающее сердце и немного набирается сил, но он не может ускользнуть от охотничьих собак, которые, наконец, смогут погубить его в воде.» [Эмблемата-2; табл.8-11, с.138]

Олень, ощупывающий своим копытом змею. //Обман не пройдет незамеченным для осмотрительного. символ того, что предательство, 1^смотря на все свои уловки, легко может быть раскрыто человеком осторожным и предусмотрительным. [СЭ-II,таб.36-4,с.257]

Преследуемая собакой олениха, которая видит своего оленя, убитого мечом. //Я не знаю, какое зло наихудшее. символ милосердного человека, который даже в самые трудные моменты своей жизни способен проявить дружеские чувства к ближнему и сострадать его несчастиям, особенно в тех случаях, когда-их связывают узы любви. [СЭ-II,таб.60-8,с.357]

Искусство

В светском искусстве он атрибут охотницы ДИАНЫ, которая превратила охотника Актеона в оленя. ГЕРКУЛЕС (3) поймал аркадскую керинейскую лань. Известный своей проворностью и острыми чувствами, что делает трудной его поимку, олень является атрибутом Слуха (одного из ПЯТИ ЧУВСТВ) и БЛАГОРАЗУМИЯ. Олени везут колесницу ОТЦА-ВРЕМЕНИ и ДИАНЫ. В изобразительном искусстве олень, раненный стрелой и держащий во рту пучок целебных трав, — символ любовного томления. Олень также символизирует осторожность и острый слух. Олени запряжены в повозки Времени и Рождества.

Ad vocem

Здесь же (у Бёклера ?) разъясняется символика «рогатого» супруга: «Греческий (византийский) император Андроник устанавливал на домах тех женщин, с которыми он переспал, poг в качестве справедливой части охотничьих трофеев… Во времена миланского герцога Галеацци Сфорца для женщин также не считалось постыдным спать с князьями, поскольку мужья их за это награждались золотыми рогами и быстро продвигались к большим почестям».

Черновые материалы

Страшливъ елень, губитель гадомъ. «От Шестоденьца избрано о животех».

В александрийском «Физиологе» говорится о смертельной вражде оленя со змеем. Змей прячется от противника в расщелины земли, но олень с помощью воды извлекает змея и побеждает его. Картина, рисуемая «Физиологом», во всех отношениях выглядит странно. В космогонических мифах Евразии змея обычно связана с водной стихией, является хозяином дождя, пьющего небесную воду, поэтому способ борьбы оленя со змеем противоречит логике мифа. Однако все встанет на свои места, если мы примем во внимание логику христианского интерпретатора, подразумевающего под водой «воду крещения». Речь идет о тайне Откровения, недоступной «философскому» разуму. В «Физиологе» утверждается: «Как змей не может переносить воды, так дьявол — небесного слова». Одного этого обстоятельства достаточно, чтобы заподозрить разрушительную редактуру исходного текста. В лучшем случае, змей боится огня, но не воды. С позиции античного мифа, олень явно использует не то оружие. Как выяснится ниже, олень не водой, а своим дыханием извлекает ядовитых гадов из их гнезд и совсем не для того, чтобы их уничтожить. Настойчивая ссылка «Физиолога» и других близких к нему по духу христианских сочинений на вражду оленя и змеи указывает на вытесненный сценарий, рисующий отношения прямо противоположного свойства. На вопрос, почему этот сценарий оказался табуированным, мы ответим чуть позже. А пока займемся частным вопросом: с какой целью олень пьет воду.

Ответ можно найти во французском бестиарии XIII века, где излагается похожая история вражды оленя и змея (Dicta Chrisostomi, л. 50). В надписи к миниатюре поясняется: олень (cervus) — враг змеи и символизирует Христа, уничтожающего дракона — дьявола. Если олень знает, что змея затаилась в норе, то набирает в пасть воды и заливает нору, вытягивая при этом змею своим дыханием. Что означает последнее действие, пока неясно. Олень пьет много воды, чтобы уничтожить змеиный яд. Сразу же возникает вопрос, почему олень отравлен ядом? В позднейшей греческой редакции «Физиолога» сообщается, что олень живет пятьдесят лет. По истечении этого срока он бегает по лесным долинам и горным ущельям, угадывая чутьем змеиные норы: найдя змею, он издает троекратный дикий крик. Приложив свой нос к отверстию норы, дыханием он извлекает змею и пожирает ее. После этого олень устремляется к водным источникам, чтобы напиться и нейтрализовать яд.

Если он через три часа не отыщет воды, то он издыхает; найдя же воду, проживет ещё пятьдесят лет. В английском бестиарии XII в. и в сочинении Гуго Сен-Викторского рассказывается, что, съев змею, олень возвращает себе молодость; таким образом он живет до восьмисот лет, а лечится травой-душицей (Английский бестиарии, л. 30; De Bestiis et aliis rebus. II. 14). Эти сведения заимствованы из «Этимологий» Исидора Севильского (Исидор Севильский. XII. 1. 18-19). О долгой жизни оленей писал уже Гесиод: «Ворона переживает девять поколений людей, олень четыре поколения ворон, и три поколения оленей живет ворон». Аристотель был знаком с мифом о долголетии оленей и замечает по этому поводу: «Об их жизни рассказывают басни, будто они долговечны, но в самих баснях нет ничего определённого, а кроме того, и беременность, и рост телят происходят не так, как у животных долговечных» (Аристотель. История животных. VI. 29. 172). Спустя 700 лет сомнительные рассказы об оленях повторит Солин: «Для определения их живучести Александр Великий надел ошейники на множество оленей, которые, будучи пойманы через сто лет, ещё не обнаруживали признаков старости» (Солин. 19. 18). Плиний, считая басней сообщение беотийского поэта, будто олень переживает 36 поколений людей, все же верит в долголетие этого животного и приводит сказание об оленях, отпущенных на свободу Александром Великим с золотой цепью и пойманных сто лет спустя (Плиний. 7. 153; 8. 119).

Согласно общему мнению об оленях, «они едят змей и дыханием ноздрей извлекают их из глубоких нор» (Солин. 19. \б). Секрет молодости оленя заключается в змее. Змей — хтоническое существо — имеет отчетливую связь с иным миром, подземным царством, с нижней космической зоной, то есть с глубинными теллургическими силами. В этом качестве он дарует плодовитость, мудрость и даже бессмертие. В архаических мифах змей выступает в роли охранителя священного источника или источника молодости. Сбрасывая кожу, змея зримо воплощает бессмертие, достигаемое посредством метаморфоз. При этом остается неясным, почему, поедая змею, олень обретает молодость. Ответа на вопрос нет и, видимо, быть не может. Истинная ситуация, на мой взгляд, выглядит следующим образом. Змея, будучи «вечным» существом, приобщает оленя к циклам обновления, реализованным в сценарии священного брака. Олень не поедает змею, а совокупляется с ней. Речь идет о соединении мужской и женской сущностей в рамках лунарных мифологий (а вовсе не о реальных животных, обуреваемых страстью). Только соединение двух начал порождает новую жизнь, обозначаемую в мифах, как «вечная молодость». По крайней мере, в нашем распоряжении есть тексты, демонстрирующие «порочную» связь оленя со змеей, и я склонен рассматривать эти тексты как первичные. Само по себе представление о тайной связи этих животных древнее любой его письменной фиксации. Например, что означает следующее изображение? На фигурной печати из Дашлы-3 (Северный Афганистан) горбатый бык стоит на двуглавой змее, причем голова одной из змей соприкасается с головой быка.

Напомним фрагмент финикийской мифологии в изложении Филона Библского: «Природу дракона и змей обоготворил сам Таавт [Тот], а после него уже финикийцы и египтяне. По его учению, это животное более всех прочих пресмыкающихся обладает духом. […] Оно весьма долговечно и, по природе своей, сбросив старость, не только молодеет, но и получает приращение по величине, и, дойдя до определённого размера, оно, наконец, уничтожается в самом себе». Согласно Гораполлону (Об иероглифах. 1. 2), египтяне изображали вселенную в виде змеи; «каждый год, отлагая старость, она снимает кожу подобно тому, как в мире обновляется годовое время, совершив перемену». По мнению Артемидора, «дракон означает царя из-за своей силы, время — из-за своей длины и из-за того, что он сбрасывает старую кожу и снова становится молодым, — ведь то же самое происходит и со временем при смене времен года» (Артемидор. Сонник. II. 13).

В одном из орфических гимнов богиня преисподней Геката названа «радующейся оленям» (////////); у Лукиана Геката именуется «змееногой». В орфическом воззрении, основанном на древнейшем слиянии териоморфических культов, между змеей и быком устанавливается мистическая связь: бык — солнечная, змий — хтоническая ипостась Диониса. Дионис выступает как бык в мире живых и как змий в подземном царстве. Более древним является представление о змее-супруге. Известны критские изображения оргиастической богини или жрицы со змеями в руках.

В византийском сборнике выписок Кассиана Басса (VI в.) сохранилась цитата из Ксенофонта, которую современные издатели, вследствие, как они пишут, её непристойного смысла (в духе церковного «террора чистоты»), сочли целесообразным опустить: «Оленья самка, поднятая с места и привлеченная запахом змея, напускает ему в глаза тумана и привлекает его к себе. […]» (Геопоники. XIX. 5. 3). Восстановим цитату по немецкому из данию X. Беха: 3. ///// '3. Олениха, поднимаемая и притягиваемая темным духом змея, стаскивает [ero] к себе. 4. Если кто-либо нагреет хвост оленихи, разгладит [его в вине], вином намажет половые органы совокупляющегося животного, напрягая его [член] к сношению, заставляет его освободиться от семени и размазывает сперму вокруг, и над людьми делает то же самое'. Речь идет о магических приемах, призванных повлиять на потенцию животных и людей. Не забудем, что «Геопоники» — это византийский справочник по разведению животных и растений.

Василию Кесарийскому было известно, что «олень дыханием своим извлекает ядовитых гадов, кроющихся в гнездах, и силою сего дыхания заставляет выходить из их убежищ». В изначальном варианте мифа вообще не было речи о противостоянии этих существ. Можно предположить, что табу, наложенное на сведения о соитии самки оленя со змеем, изменило историю их взаимоотношений на прямо противоположную. На деле это выглядело так. «Порочная» связь сменилась непримиримой войной и поеданием змея. Впрочем, проглатывание змея есть эвфемизм соития с ним. Полное искажение мифа, выразившееся в стерилизации сюжета, последовало в «Физиологе». Мотив поедания змея подвергся цензуре, и его место занял мотив избегания и уничтожения змея. Следует заметить, что змей изначально наваждение для христианского мировосприятия, и связано это, в первую очередь, с фаллической и эротической ролью змея в мифах. Так или иначе, тайный союз оленя и змея сменился войной этих животных и получил впечатляющее развитие в сакральной лечебной практике.

В персидской космографии упоминается в качестве занимательной истории сюжет о вражде оленя со змеей. Змея, у которой человеческое лицо, обитает в колодцах и подземных каналах, то есть, является водным существом. Когда олень находит ее, то съедает. В космографии соединяются в единое целое известие о легендарных змеях и фрагмент мифа о вражде оленя со змеей. Интересующий нас сюжет представлен в последней стадии разрушения. Мы уже частично рассмотрели материалы, которые показывают, что олень не просто побеждал змея, но поедал его. Однако смысл этого действия для автора космографии полностью утрачен. Получается какая-то странная картина: олень не стремится продлить молодость, а просто поедает змей, словно они для него обычная пища.

Защитой от змеиного яда, кроме воды, оленю служит растение шалфей, именуемое «оленьим кормом». В природе некоторые плотоядные животные с лечебной целью едят траву, а олени даже поедают некоторые лекарственные растения. Множество примеров тому можно найти у Аристотеля и Феофраста. Солин пишет о скифских оленях, которые «едят против вредных растений траву, называемую cinaris» (Солин. 19. 15). По словам Элиана, «фаланга так же опасна оленям, как и людям: оленям от её яда грозит немедленная смерть. Но стоит им поесть плюща — укус фаланги уже не опасен, только плющ должен быть непременно дикий» (Элиан. Пестрые рассказы. 1. 8). Считалось, что, кроме оленей, змей поедают черепахи. В книге о животных Тимофея (V в.) сообщается: «Когда она пожирает змею, то после поедает растение ясенец, и с ней ничего плохого не случается» (Тимофей из Газы, 19. 2). Это традиционный сюжет в литературе о чудесах мира: «Говорят, что черепахи, съевши змею, тотчас заедают её травой ориганом, а если сразу её не отыщут, вскоре погибают. Некоторые пастухи, желая проверить, так ли это на самом деле, увидев, что черепаха съела змею, обрывали эту траву: спустя некоторое время всякий раз находили черепаху мертвой» (Псевдо-Аристотель. II). Эти же сведения повторяет Василий Кесарийский, не чуждый античной премудрости; «Черепаха, наевшись ехидниной плоти, избегает вреда от яда, употребив вместо противоядия душицу» (Василий Великий. Шестоднев, с. 162).

Раннехристианский взгляд на тему противоядий, ведомых животным, представлен в занимательной полемике Оригена с эпикурейцем Цельсом. Цельс утверждает, что змеи и орлы знают много средств против ядов и болезней и даже знают лечебные свойства некоторых камней, которыми и пользуются для врачевания своих детенышей. Ориген отвечает: «Допустим, что животным известны и другие врачебные средства, но следует ли отсюда, что не природа, а разум указал им эти средства? Если бы разум изобретал у них средства, то он изобрел бы тогда не одно только это именно указанное средство у змей, а может быть, ещё и второе, и третье, потом ещё иное и у орла, и так далее у прочих животных, словом, он изобрел бы их ровно столько же, сколько их существует у людей. Но коль скоро теперь каждое животное, в зависимости от свойств его природы, обладает только определённым врачебным средством, то отсюда ясно, что у животных нет ни мудрости, ни разума, но только естественное, дарованное [Божественным] Словом расположение к таким вещам, которые предназначены служить средством к их благополучию» (Ориген. Против Цельса. IV. LXXXVII). И далее: «От взора Цельса совершенно ускользнуло то различие, какое существует между явлениями, зависящими в своем происхождении от разумной силы и мыслительных способностей, и явлениями, которые от разума нисколько не зависят и определяются исключительно потребностями одного только внешнего инстинкта. В основе этих последних явлений во всяком случае не лежит разум, которым управлялись бы действия [неразумных животных], такового разума они не имеют» (Ориген. Против Цельса. IV. LXXXI). Если следовать логике Оригена, олень в поисках долгой жизни движим не разумом, а природной необходимостью, то есть инстинктом. Такой взгляд на вещи, получи он признание со стороны христианских писателей, исключал бы создание литературных конструкций типа «Физиолога».

Олень, поедающий змей, о котором сообщает ал-Бируни, пьет много воды, чтобы обезопасить себя от скапливающегося в организме яда. У ал-Бируни происходит рационализация мифа (мы помним, зачем олениха наполняет свой рот водой). Авторы, подобные ал-Бируни, вполне могли способствовать процессу перехода мифа в плоскость зоологического сюжета. В этом варианте, водой побеждается не змей, а змеиный яд. Мифический олень, предстающий иногда горным козлом или быком, имеет в своем естестве силу, устраняющую вред яда. Во внутренностях горных козлов древние врачи находили камень безоар, который использовался ими для нейтрализации укусов змей и ядовитых насекомых. Тема поединка оленя со змеем получает новое звучание в связи с поиском древними и средневековыми фармацевтами противоядий от змеиного яда. В частности, Солин сообщает: «Против ядов удивительно полезно творожистое вещество плода, убитого в утробе матери. Было открыто, что они никогда не страдают лихорадкой, и по этой причине мази, составленные из их мозгов, умеряют жар больных людей. Мы читали, что очень многие люди, имевшие привычку по утрам есть оленину, были долговечны без лихорадок; но это помогает только в таком случае, если олени погибли от одной раны» (Солин. 19. 17). В трактате персидского автора Хубайша Тифлисп (XII в.) сказано: «Польза от змеи. Гиппократ (Букрат) говорит: всякий, кто будет есть много змеиного мяса, обезопасит себя от тяжелых болезней, его органы станут крепкими, и он долго не будет стареть» (Хубайш Тифлиси. XII. 29). В фармакологическом справочнике ал-Бируни есть следующая выписка: «Джибрил говорит, что [эфа] обостряет зрение и увеличивает [продолжительность) жизни. Что касается обострения зрения, то это [сказано] в Ахбар ал-' араб […]» (ал-Бируни. Книга о лечебных веществах. 81). Согласно персидской космографии, «эфу ловят и помещают в небольшие ящики. Спустя годы, если вынуть её и положить на пол, она будет двигаться. Говорят, одна таблетка, [приготовленная] из эфы, продлит [человеку] жизнь» («Чудеса мира». 191). Эти сведения вновь возвращают нас к мотиву возрождения и обновления, который ассоциируется с образом змеи.

Все доступные ресурсы растительного и животного мира и мира минералов использовались древними фармацевтами. Вряд ли найдется такое средство (даже если оно было малодейственным, ядовитым или обладало какими-то неприятными свойствами), которое не применялось бы для исцеления больных. Разнообразие снадобий иллюстрируют «Книга о лечебных веществах» ал-Бируни, содержащая 1116 глав, и «Книга о простых лекарствах» Ибн Сины (Ибн Сина. Канон. II). Древняя медицина, или, вернее сказать, симпатическая магия, выступает как сакрализованная практика, направленная на восстановление гармонии тела и души.

Земные существа мыслились символами скрытых духовных сущностей, что и позволяло авторам нравоучительных сочинений типа «Физиолога» обращаться к сакральным зоологическим сюжетам. Как правило, истории о животных в упрощенной форме наследуют сценарии архаических мифов и связанных с ними обрядов, указывая на скрытые взаимосвязи макро- и микрокосмоса. Однако не все сюжеты поддавались прямолинейной интерпретации в христианском коде, подобно тому, как, например, выглядит рассказ о змее, сбрасывающей «старость». «Физиолог говорит о змее, что четыре свойства имеет. Первое её свойство таково: когда старится, слабеет зрение её и плохо видит. И если хочет обновиться, идет и постится сорок дней и сорок ночей, пока кожа её не станет рыхлой. И ищет скалу или узкую расселину, и, просунувшись туда, трется телом. И, сбросив старую кожу, обновляется. Толкование. Так и ты, человек, если хочешь сбросить ветхую кожу мира, то узким и тесным путем, постом, изнуряй тело. „Ибо тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь вечную“» («Физиолог», с. 131). Вот как выглядит этот сюжет у Аристотеля: «Когда змеи начнут сбрасывать кожу, она отстает прежде всего от глаз, так что не знакомым с этим явлением кажется, что они ослепли, после этого — с головы, и она у всех кажется белой. В течение почти суток вся старость снимается, начиная с головы и до хвоста. То, что было внутри, оказывается снаружи; они выходят из кожи, как зародыши из оболочек» (Аристотель. История животных. VIII. 17. 114). Безобидное новшество в «Физиологе» связано с сорокадневным постом змеи.

Нас интересуют те случаи, когда к традиционному сюжету обращаются со специальной целью и перестраивают материал, чтобы проиллюстрировать идеи, для которых этот материал подходит менее всего. Очевидно, что автора переделки не смущал неизбежный конфликт между целью и привлекаемым зоологическим примером. Эпизод поедания змея оленем опущен автором александрийского «Физиолога», поскольку создавал бы непреодолимую трудность при толковании, где Христос уподобляется оленю. Соответственно, претерпел изменение и характер борьбы животных. Оленю уже не нужно избавляться от змеиного яда, и он использует воду для извлечения противника из расщелины. Причем вода несёт особую семантическую нагрузку — это небесная вода крещения. Иными словами, исходный античный сюжет, прежде чем занять достойное место в христианской экзегетике, подвергся глубоким смысловым преобразованиям, которые исказили его содержание до неузнаваемости. Так выглядит предварительная реконструкция истории противостояния оленя и змея.

Цель нашего исследования не только проследить за эволюцией сюжета, но обнаружить тот момент, когда изменения в содержании сюжета приобретают необратимый характер, связанный с его перемещением из мифологической области в сферу нравственных поучений. Подобно го рода переходы чреваты обессмысливанием текстов. Война оленя со змеем нужна только автору «Физиолога». Сейчас ещё рано говорить о масштабах искажений. Они могут быть выявлены при сравнительном анализе с параллельными материалами. Интересно, что при первом знакомстве с рассказом из «Физиолога» не возникает ощущение подвоха. Надо отдать должное смелой литературной фантазии христианского автора. Однако дело даже не в искажении сюжета (любой автор вправе на основе древних мифов творить собственную реальность), а в той грандиозной цели, к которой он стремился, а именно, избавить физиологические повествования от порочных, на его взгляд, ассоциаций. Конфликт можно обрисовать с помощью одного из тертуллиановских парадоксов: «Что общего между искателем истины и искателем вечной жизни?». Между «Афинами» и «Иерусалимом», между «Академией» и «Церковью» пролегла столь глубокая пропасть, что нет никакой надежды на компромисс. С позиции искателя истины, неприемлемо выглядит культурная матрица, каждый эпизод которой неявным образом внушает отвращение к естественным проявлениям бытия, спроецированным в мифологическую сферу. На деле это выглядит так. Священный брак оленя со змеей заменен сокрушением змея. Поскольку змей воплощал мужскую стратегию, то в новом варианте христианского мифа достигнута небывалая степень чистоты. Теперь, когда обозначена новая перспектива в исследовании, предложен новый взгляд на хорошо известный сюжет и обозначены контуры табуированной ситуации, можно познакомиться с новеллой из «Физиолога»:

«Давид говорит: „Как стремится олень к источнику вод, так стремится душа моя к Тебе, Боже“*.

• Ср.: „Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе, Боже!“ (Псал. 41:2).

Физиолог говорит об олене, что враждебен змею весьма. Когда убегает змей от оленя в расщелины земли, идет олень и наполняет челюсти свои ключевой водой, и извергает в расщелины, и извлекает змея, и сокрушает его, и убивает.

Толкование.

Так и Господь наш сокрушил змея, дьявола, небесными водами, которые он имел в божественном слове добродетельной премудрости. И как змей не может переносить воды, так дьявол — небесного слова.

И если ты имеешь разум в сердце своем, призови благовестия, и скажут они тебе: „Не прелюбодействуй, не блуди, не кради“. И, вкусив священных вод, извергнешь всякое зло.

Господь, придя, прогнал мысленного змея небесными водами. Но дьявол скрыл его в преисподней части земли. И Господь, источив из ребра своего кровь и воду, уничтожил скрытую в нас дьявольскую силу через купель воскресения» («Физиолог», с. 143).

В теме сокрушения змея осталось неясным последнее обстоятельство: функция воды. В толковании говорится о небесных водах, уподобляемых небесным словам. Как таковой олень здесь лишняя фигура. Секрет победы заключен в источнике вод. В космической битве Бога с дьяволом за человека купель воскресения наполнена священной водой, способной уничтожить дьявольскую силу. Это толкование «Физиолога», и оно обретает свою глубину на фоне следующего размышления Тертуллиана: «Животворно таинство нашей воды, ибо, смыв ею грехи вчерашней слепоты, мы освобождаемся для жизни вечной! Рассуждение наше не будет праздным; оно обращено и к тем, кто достаточно искушен в вере, и к тем, кому довольно просто верить, не вникая в смысл предания, кто по невежеству исповедует непросвещенную мнимую веру. И потому-то появившаяся здесь недавно гадюка Каиновой ереси многих увлекла своим ядовитейшим учением, обращаясь в первую очередь против крещения. Ясно, что такова её природа. Ведь обычно гадюки, аспиды и даже василиски держатся сухих и безводных мест. Мы же, рыбки, вслед за „рыбой“ (////) нашей, Иисусом Христом, рождаемся в воде, сохраняем жизнь не иначе, как оставаясь в воде. […] Ничто не смущает души людей больше, чем явная простота Божьих дел, сопоставленная с величием обещаемого результата. Вот так и здесь. Из-за того, что человек, погруженный в воду с такой простотой, без пышности, без каких-либо особых приготовлений и, вдобавок, без расходов, получает крещение при произнесении немногих слов и выходит из воды немногим чище или вообще не чище, тем невероятнее кажется наследование вечности» (Тертуллиан. О крещении. 1-2). От «сухого» и «змеиного» (символов врага рода человеческого) символы «рыбы» и «воды» переводят в сферу божественного. Крещение как погружение в воду (вода — одно из важнейших первоначал) и выход из нее к новой жизни, к первоначальной чистоте тесно связаны с образом Мессии. Для ранних христиан изображение рыбы служило символом Иисуса Христа, так как греческое «рыба» (////) складывается из первых букв пяти слов: ////// («Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель»).

5.5. ЖИВОТНЫЕ, ПОЕДАЮЩИЕ ЗМЕЙ

На Эбсторфской карте мира 1284 г. олень и змея изображены в Индии, стране чудес. Однако во взаимоотношениях зверей произошла любопытная метаморфоза, порожденная легендами о необычайных размерах индийских змей. В надписи к рисунку поясняется: In India sunt serpentes tarn vasti, ut cervos devorent et ipsum oceanum transnatent 'В Индии змеи такие огромные, что они пожирают оленей и даже переплывают океан’. В персидской космографии XIII века имеется два рассказа об олене и горном быке — пожирателях змеи. На самом деле, горный бык, о котором сообщается, что шкура у него рыжего цвета с белыми пятнами, а рога ежегодно обновляются, есть благородный олень. Следовательно, в обоих случаях говорится об одном и том же животном — олене. Обратим внимание, что змея обозначена как водное существо. Космография переносит действие сюжета в Египет и страну зинджей — области чудес, с точки зрения персидского автора. Исключительный интерес этих сведений заключается в том, что они демонстрируют естественную эволюцию сюжета, ознаменованную постепенной утратой внутренних связей. Перед нами некая литературная окаменелость, однако сохраняющая в части взаимоотношений оленя со змеей исходную мифологему.

«В Мисре есть змея, морда которой подобна человеческому лицу*. Если взгляд человека упадет на змею, змея тотчас подохнет**. Живет эта змея в колодцах и подземных каналах. В степи и горах [таких] змей нет. Олень извлекает змею из расщелины и съедает. Говорят, там, где сожгут рога оленя, змея покидает то место» («Чудеса мира». 64).

• Представление о существах со змеиным туловищем и человеческой головой характерно для индуистской (наги) и некоторых других мифологий. Перенос действия сюжета в Египет указывает на комбинированный характер сведений космографии.

• • Это монструозное существо имеет глубинную связь с Горгоной, однако сюжет перевернут и лишен какого-либо смысла. Как может взгляд человека убить змею? Ср. с характеристикой царицы змей (василиском) в Каноне Ибн Сины: «Когда над её норой пролетает птица,

она падает, и [всякое] животное, едва почуяв ее, бежит, а если оно оказывается слишком близко, то цепенеет и не [может] двинуться; эта змея убивает своим свистом на расстоянии полета стрелы. Тот, на кого издали упадет её взор, умирает, и неправильно говоря т, будто умирает тот, чей взор упадет на эту змею» (Ибн Сина. Канон. IV. 6. 3. 21).

«В стране зинджей водится горный бык рыжего цвета с белыми пятнами. Мясо его кислое, словно уксус. [Горный бык] является врагом змей. Сколько бы он ни встретил [змей], всех съест. На кончике его хвоста находится противоядие. Рога у него такие огромные, что он ежегодно их сбрасывает. Когда появляются новые, они бывают ещё больше» («Чудеса мира». 177).

Олень или горный бык извлекает змею из расщелины и съедает ее. Вариацией этой темы в византийской литературе является легенда о мифическом быке катоблепе.

Рассмотренные выше сведения персидской космографии близки к исходной традиции, представленной у большинства античных писателей. Однако исключительная широта распространенности сюжета (с учетом китайских представлений о козлах лин, о чем см. ниже) не позволяет предположить прямое заимствование. Скорее всего, в космографии в популярном варианте представлен восточный текст медицинского или зоологического характера. Сведения ал-Бируни о горном козле или олене, поедающем змей, подтверждают это предположение. Ал-Бируни сообщает, что на кончике хвоста этого животного накапливается яд. Согласно сообщению персидской космографии, на кончике хвоста горного быка из страны зинджей находится противоядие, что является, видимо, метаморфозой сведений ал-Бируни. Вероятнее всего, в каждом из перечисленных сюжетов речь идет об одном и том же животном (предстающем в образе оленя, горного козла или быка), которое является врагом змей. Подобные представления восходят к античной традиции и были известны западным современникам Ибн Сины, в частности, об этом пишет знаток лекарственных средств Одо из Мена (XI в.).

Литература

• Одноимённая статья в MNME
• AUAF; гл. Олень и змея. Порочная связь
• Лукреций. О природе вещей. V. 765—767 < AUAF
• Лукан. Фарсалия. VI. 674 < AUAF
• Плиний. Естественная история. VIII. 50; XXXII. 5. 19 < AUAF
• Солин. Собрание достопамятных вещей. 95. 4ff. < AUAF
• Элиан. О природе животных. II. 9 < AUAF
• Oppian. Cynegetica. II. 240sq. < AUAF
• «Физиолог», с. 143 < AUAF
• Апа Поймен. Поучения. 216 < AUAF
• Исидор Севильский. Этимологии. XII. 1. 18-19 < AUAF
• Геопоники. XIX. 5. 3 < AUAF
• Hrabanus Maurus. De rerum naturis. VII. 8. (PL III, 204 С) < AUAF
• Remigius von Auxerre. Eiiarr. in Ps. 41. (PL 131, 362 CD) < AUAF
• Hildegard von Bingen. Physica. VII. (PL 197, 1321 Af) < AUAF
• De bestiis et aliis rebus. 11. 14. (PL 177, 64 A) < AUAF
• Английский бестиарий. л. 31 < AUAF
• Caesarius von Heisterbach. Dialogus miraculorum. 1 < AUAF
• Thomas Cantimpratensis. IV. 22, 10-13 < AUAF
• Dicta Chrisostomi, л. 50 < AUAF
• Альберт Великий. О животных. 22. 42 < AUAF
• Бундахишн, с. 292 < AUAF
• ал-Бируни. Книга о лечебных веществах. 117, 467, 507 < AUAF
• ал-Бируни. Минералогия, с. 190—191 < AUAF
• Ибн Сина. Канон. IV. 6. 2. 23 < AUAF
• «Чудеса мира». 64; 177 < AUAF
• Закария ал-Казвини. fol. 175v, 3, 13 < AUAF
• Андрианов Б. Бык и змея. У истоков культа плодородия //Наука и религия. 1972. № 1. С. 46-52.
• Ремпель Л. И. Цепь времен. Вековые образы и бродячие сюжеты в традиционном искусстве Средней Азии. Ташкент. 1987. С. 34.
• Bayet J. Le symbolisme du cerf et du centaure a la Porte
• Rouge de Notre-Dame de Paris //Revue arche’ologique 44. 1954. P. 21-68.

Goldstaub M., Wendriner R. Ein Tosco-Venezianischer Bestiarius. Halle, 1892. S. 424—427.

• Haupt J. Verflucht und angebetet. Die Schlange als Motiv und Symbol //Antaios. 1964. V. 5. S. 375—396.
• Henkel N. Studien zum Physiologus im Mittelalter. Tu"bingen, 1976. S. 186—187.
• Kolb H. Der Hirsch, der Schlangen fri(ss)t //Mediaevalia litteraria. Festschrift fu"r H. de Boor. Mu"chen, 1971. S. 583—610.
• Perry B. E. Physiologus //RE Neue Reihe, XX, 1. Stuttgart, 1941. Sp. 1089.
• Puech H.-Ch. Le cerf et le serpent //Cahiers arche’ologiques 4. 1949. P. 17-60.
• Sharkey L. Celtic Mysteries the Ancient Religion. Thames and Gudson, 1975. P. 89. Fig. 43.
• Wellmann M. Der Physiologus. Eine religionsgeschichtlich-naturwissenschaftliche Untersuchung (Physiologus. Supplementband. Bd. ХХП. 1). Leipzig, 1930. S. 30.

Иллюстрации

• Олень с колесом. Lрагмент росписи на сосуде. iанний железный век. ?ентральная Lнатолия
• ОЛЕНИ. Гравировка на бакерке. iжный Tироль, 19 в.
• Атрибут св. Губерта и св. Евстахия. T. Lуэр. Tегенда о святых, 1890
• Ом1Ш-самцы пьют из неистощимою источника жизни, вытекающего из основания искупительного креста. (Фреска из лютеранской базилики святого Иоанна.)