Инициация

Психология

Возрождение.

Инициация неотделима от таинств древности и тайны, которая окружает обряды и церемонии, сопровождающие процесс становления человека, путь развития и превращения его из ребенка во взрослого.

Это — смерть естества бессознательного, безответственного, и рождение другого, осознающего свою ответственность и назначение, которое должно выполнить в жизни, пройдя череду испытаний более или менее серьезных, читай — опасных.

Мистагог (отец или заменяющий его) не должен поверять секреты своего мастерства никому, кроме как собственному сыну, который к этому моменту должен быть свободен от всякого рода инфантильных, неадекватных пережитков… В идеале посвящающий должен быть лишен гуманности в обыденном смысле этого слова и представлять собой безличную космическую силу. Он есть дважды рожденный, он стал отцом. И, как следствие этого, отныне способен взять на себя роль посвящающего, проводника, солнечной двери, после открытия которой детские представления о том, что есть добро, а что зло, уступают место опыту величия космического закона…

Обрезание (рассматриваемое психоаналитиками как щадящая форма кастрации, связанной с эдиповской агрессией), эксцизия — являются обрядами посвящения.

Инициация сравнима с процессом индивидуации, так как по Юнгу она всегда представлялась как продвижение вперед, как спуск в пещеру, где сосредоточены тайны, к которым человек стремится приобщиться.

Это спуск во тьму персонального бессознательного, где скапливаются энергии, которые необходимо «вывести» на свет и использовать в повседневной жизни.

---

• архетипическая схема смерти и возрождения, победа над смертью:

• смерть перед возрождением, смерть человека ветхого, возврат к тьме перед возрождением света;
• переход от одного состояния к другому, от одного онтологического плана к другому;
• возрождение духовное или физическое, возрождение нового человека;

• принятие в общество взрослых.

Обычно это происходит после испытаний, которые могут быть как физическими, так и чисто символическими.

Инициация обычно требует "нисхождения в преисподнюю" для того, чтобы преодолеть темную сторону природы перед воскресением, просветлением и восхождением на Небеса. В этой связи церемонии инициации обычно происходят в пещерах или где-нибудь под землей, или в лабиринте, из которого возрожденный человек появляется на свет.

Умирающие боги приносят в жертву самих себя для того, чтобы возродиться и воскреснуть.

Попытка придать торжественный характер переходу от одной стадии жизни или статуса к другой с помощью обряда, во время которого умирает старое «я» и рождается новое.

Древние ритуалы посвящения очень часто были отмечены символом смерти.

МНМ — Инициация и мифы

Инициация — лат. initio — «начинать, посвящать, вводить в культовые таинства»; initiatio — «совершение таинств, мистерий»

Переход индивида из одного статуса в другой, в частности включение в некоторый замкнутый круг лиц (в число полноправных членов племени, в мужской союз, эзотерический культ, круг жрецов, шаманов и т. п.), и обряд, оформляющий этот переход. Иногда — в узком смысле — переход в число взрослых, брачноспособных. Обряды И. также называются переходными или посвятительными обрядами. В отличие от многих других обрядов (см. Обряды и мифы) И. включает в себя миф, как составную часть: во время обряда неофиту сообщаются мифы племени, которые может знать только взрослый или специально посвященный. С другой стороны, многие мифы имеют явные черты сходства с обрядом И., его структурой и символикой, строятся по той же модели, что и обряды И. Особенность структуры этих обрядов — их трёхчастность: все они состоят из выделения индивида из общества (так как переход должен происходить за пределами устоявшегося мира), пограничного периода (длящегося от нескольких дней до нескольких лет) и возвращения, реинкорпорации в новом статусе или в новой подгруппе общества. При этом И. осмысляется как смерть и новое рождение, что связано с представлением о том, что, переходя в новый статус, индивид как бы уничтожается в своем старом качестве; налицо также мифологическая интерпретация пространства: выход за пределы замкнутой территории, освоенной общиной, приравнивается к смерти. Отсюда важнейшая в героических мифах и волшебных сказках, воспроизводящая ритуальную схему И. часть сюжета — испытания, которым герой подвергается в царстве мертвых или на небе (где живет солнечный бог, у индейцев часто отец героя или всеобщий «великий отец», подобный Байаме или Дарамулуну австралийских племен, — установитель и патрон обрядов И.), или в другой стране, населенной злыми духами, чудовищами и т. п. С этим же связан мотив проглатывания героя чудовищем (изначально — тотемным животным) с последующим его освобождением из брюха чудовища, также отраженный сказкой и мифом, ср. и мотив пребывания группы мальчиков во власти демонической лесной старухи. Подобную символику И. можно найти в североавстралийских мифах о сестрах Ваувалук, сына одной из которых проглатывает и выплевывает радужный змей, или о старухе Маутинге, из живота которой вырезают проглоченных ею детей. Аналогичные рассказы служат объяснительными мифами к И. у индейцев-квакиутль и во многих других архаических обществах. Пребывая в чреве чудовища или в контакте с лесными демонами (то есть после выделения из коллектива и возвращения в него), герой тем самым демонстрирует свою стойкость, приобретает духов помощников, магические (шаманские) силы, власть над стихиями, а в мифах о культурных героях добывает людям космические объекты или культурные блага, уничтожает чудовищ, мешающих их мирной жизни. Известную связь с И. имеют и обычные указания на повышенный эротизм героя (знак его силы и знак достигнутой зрелости), который иногда принимает деструктивный характер насилий или кровосмешения. Инцестуальные действия (см. Инцест) могут быть использованы в сюжете мифа и как мотивация временного изгнания героя из социума, трудных задач, поставленных ему отцом (невыполнение должно привести к его смерти). В связи с И. трактовал изгнание Эдипа В. Я. Пропп. На инициационный характер испытаний героя указывает тот факт, что гонителем очень часто оказывается родной отец — солнечный или иной бог, жестоко испытывающий своего сына и, казалось бы, стремящийся его извести, в конце концов мирящийся с сыном или побеждаемый им. Смерть культурного героя часто мыслится как неокончательная, остается надежда на возвращение из царства мертвых, оживление в будущем. В этом случае можно говорить о «подразумеваемом» воскрешении, сопоставимом с И. Возможна также связь с И. мифов об умирающих и воскресающих богах (Осирисе, Адонисе и т. п.), хотя следует учитывать разницу между инициационным и инкарнационным сюжетами (в первом человек уходит в тот мир и, приобретя что-то, возвращается «к нам», во втором — персонаж из иного мира приходит «к нам», теряет нечто и возвращается в тот мир).

Вообще мотивы, связанные с И., можно найти практически в любом сюжете, включающем момент «становления» героя, то есть начинающемся с его рождения или детства. Целый ряд больших эпических текстов объясняется в связи с И. — в узком смысле (например, «Махабхарата», во всяком случае основоположная для ее сюжета тема изгнания пандавов) — или в более широком (ср., например, трактовку «Одиссеи» или мифа о Гильгамеше как сюжета шаманской И.). Однако связи И. с мифом этим не исчерпываются. Так, И. в некоторых чертах воспроизводит космогонические мифы, поскольку выведение инициируемого индивида за пределы социальной структуры для совершения перехода подразумевает определенную степень расшатывания этой структуры, внесение некоего «возмущения» в нормальное состояние коллектива и последующее возвращение к нормальному существованию по завершении обряда. Как показал современный мифолог М. Элиаде, И. воспроизводит ситуацию возникновения хаоса и нового творения из него упорядоченного космоса (ср. частые случаи демонстративного нарушения запретов и других норм социального порядка в начале ритуала).

Сопоставление мифа с И. обладает значительной объяснительной силой. В частности, И., возможно, объясняет распространенный и в сказках, и в мифах т. н. юниорат, то есть предпочтительность младшего героя: с точки зрения И. только младший и может быть героем, так как для него возможен переход в статус старшего, стало быть, то нарушение устоявшейся ситуации, которое и создает сюжет. Более общее значение имеет сходство самих структур И. и мифа, эпоса и волшебной сказки. На основе этого сходства был сделан ряд попыток распространить сопоставление на другие повествовательные жанры, в том числе и не фольклорные. Если для одних случаев [например, текстов, прямо ориентированных на И., как «Золотой осел» Апулея (посвящение Исиде), или типологически сравнимых с И., как «Божественная комедия»] это сопоставление имело непосредственный смысл (ср., возможно, и европейский роман воспитания с его обязательным путешествием), то для других оно должно рассматриваться лишь как совпадение универсалий повествования. Видимо, И. действительно содержит модель всякого повествовательного текста (например, выделение индивида из коллектива может лежать в основе самого понятия героя, уход и возвращение — через волшебную сказку — стали рамкой для большинства сюжетов, характерный ритм потерь и приобретений также обнаруживается во многих жанрах). Поэтому необходима известная осторожность и в сопоставлениях мифов с И., так как есть опасность принять за содержательное и специфическое сходство, возникающее лишь из общих законов повествования.

Лит.: Ксенофонтов Г. В., Легенды и рассказы о шаманах у якутов, бурят и тунгусов, 2 изд., М., 1930; Пропп В. Я., Исторические корни волшебной сказки, Л., 1946; Лотман Ю. М., О метаязыке типологических описаний культуры, в кн.: Труды по знаковым системам, т. 4, Тарту, 1969; Мелетинский Е. М., Поэтика мифа, М., 1976; Еliade M., Rites and symbols of initiation: the mysteries of birth and rebirth, N. Y., [1965]; Gennep A. van, Les rites de passage, P., 1909; Turner V. W., The ritual process, Harmondsworth, [1974].

Г. А. Левинтон

[Мифы народов мира. Энциклопедия: Инициация и мифы, С. 7 и далее. Мифы народов мира, С. 3297 (ср. Мифы народов мира. Энциклопедия, С. 545 Словарь)]

Австралия и Океания

Посвящение в категорию взрослых полноправных членов локальной группы и тотемического сообщества… (из ст. Австралийская мифология)

В одном из мифов племени муринбата (и в соответствующем ритуале) старуха Мутинга сама проглатывает детей, которых ей доверили ушедшие на поиски пищи родители. После смерти старухи детей живыми освобождают из ее чрева. У племенной группы мара имеется сказание о мифической матери, убивающей и съедающей мужчин, привлеченных красотой ее дочерей. Такой облик, казалось бы, мало согласуется с традиционным мифологическим представлением о могучей прародительнице. Однако не только у австралийцев, но и у других народов (напр., у индейцев квакиютль; по материалам Ф. Боаса) миф о злой старухе-людоедке связан с представлением о посвящении юношей в полноправные члены племени (у австралийцев) или мужского союза (у индейцев).

У племен юго-восточного побережья (юин и других) высшим существом считается Дарамулун, у камиларои, вирадьюри и юалайи Дарамулун занимает подчиненное положение по отношению к Байаме. Согласно некоторым мифам, Дарамулун вместе со своей матерью (эму) насадил деревья, дал людям законы и научил их обрядам инициации (во время этих обрядов на земле или на коре рисуют Дарамулуна, звук гуделки символизирует его голос, он воспринимается как дух, превращающий мальчиков в мужчин).