Ведийская мифология: различия между версиями
м |
м (Замена текста — «Категория:Индийская мифология» на «Категория:Индия») |
||
Строка 302: | Строка 302: | ||
==<div style="font-size:70%"><font color="#669999">Примечания</font></div>== | ==<div style="font-size:70%"><font color="#669999">Примечания</font></div>== | ||
<references /> | <references /> | ||
− | [[Категория: | + | [[Категория:Индия]] |
Версия 23:16, 31 мая 2023
Совокупность мифологических представлений ведийских ариев, вторгшихся во II-м тыс. до н. э. в северо-западную Индию и постепенно расселившихся в восточном и южном направлениях. Обычно под ведийской мифологией понимают мифологические представления ариев периода создания вед, а иногда и периода создания брахман, прозаических комментариев к ведам, и упанишад, тайных учений философско-религиозного характера, генетически связанных с ведами, но отражающих, по сути дела, уже иную культурную традицию. Хронологически ведийская мифология относится к эпохе между сер. II-го и сер. I-го тыс. до н. э., когда первобытнообщинное устройство ведийского общества находилось уже на стадии разложения и постепенно формировался уклад, который был характерен для военной демократии.
Источники ведийской мифологии:
Эти источники относятся к классу шрути — «услышанное» (то есть откровение). Ведийская мифология передавалась устно, и «божественному» характеру текстов соответствовала особая роль речи и памяти, противостоящих забвению и нечленораздельному хаосу. Тексты смрити — «запоминаемое» (восходящее к авторитетам) включают сутры, в которых речь идёт о жертвоприношениях, домашних обрядах, мифологизированном законодательстве и т. п. Некоторые сведения о ведийской мифологии могут быть извлечены из более поздних индуистских текстов, генетически связанных с ведийской традицией, и даже из буддийских текстов. В этом смысле даже поздние индуистские тексты, обряды, изобразительное искусство наряду с ведийской археологией и языковыми свидетельствами[1] могут рассматриваться как косвенные источники ведийской мифологии. В последнее время прибавился ещё один источник — языковые данные о пребывании индоарийцев во II-м тыс. до н. э. на Ближнем Востоке. Истоки ведийской мифологии лежат в мифологических и религиозных представлениях индоевропейских племён более раннего времени[2], в той или иной степени модифицированных в условиях жизни ведийских ариев. Об этом можно судить по совпадению слов, обозначающих целый ряд важнейших религиозно-мифологических понятий и имён, в ведийском и других индоевропейских языках. Характерно, в частности, сохранение ряда архаизмов в окраинных ареалах (напр., в ведийском и в кельто-италийском). Другой ряд соответствий предполагает более поздние культурно-языковые общности, но еще в рамках общеиндоевропейской традиции (ср. греко-индоиранские параллели). Сопоставление данных ведийской мифологии в их языковом выражении с фактами других индоевропейских традиций свидетельствует об исключительной архаичности исходных элементов ведийской мифологии[3] и о выводимости большей части элементов ведийской мифологии из общеиндоевропейского мифологического и лингвистического фонда. Индоевропейские соответствия свидетельствуют, напр., об индоевропейских истоках таких
Ещё более очевидны связи ведийской мифологии с древнеиранской, позволяющие надёжно реконструировать ядро единого индоиранского пантеона, некоторые общие мифологические мотивы, сходные черты ритуала (включая жреческую организацию) и основные элементы исходной религиозно-мифологической концепции, отличающейся от других древних индоевропейских традиций. Об индоиранских истоках ведийской мифологии свидетельствуют такие понятия, как:
О соответствиях между именами мифологических персонажей свидетельствуют:
Возможно, что часть этих сопоставлений объясняется заимствованием древнеиранскими племенами ряда ведийских слов и имён мифологического содержания в условиях двусторонних связей иранских племён c ведийскими в восточном Иране (как полагают некоторые учёные). Тем не менее единство индо-иранской мифологии остаётся вне всяких сомнений. Различия между ведийской мифологией и древнеиранской мифологией помогают уточнить проблему хронологии и направление эволюции некогда единой системы. Поскольку документы из архивов Богазкёя, Тель-Амарны, Митанни, Нузи, Алалаха свидетельствуют о пребывании ариев, близких к ведийским племенам, в Передней Азии в сер. II-гo тыс. до н. э., — эти данные в известной мере также могут быть использованы для характеристики «протоиндоарийской» мифологии, совпадавшей с ранней ведийской мифологией или очень близкой к ней. В ведийской мифологии обнаруживаются также некоторые черты сходства с религиозно-мифологическими представлениями древней культуры долины Инда (Мохенджо-Даро, Хараппа), существовавшей до вторжения ведийских ариев и, возможно, ими уничтоженной. Не исключено, что речь идёт о заимствованиях. Однако, учитывая хронологию этих инноваций, можно думать и о более позднем их происхождении под влиянием контактов с автохтонным населением Индии далее к югу и востоку. Встречающиеся в ведийской мифологии:
находят аналогии не только в данных цивилизации долины Инда, но и в других традициях этого ареала. Основные источники, как правило, не содержат мифов в чистом виде. Лишь в относительно немногочисленных случаях мифы излагаются достаточно полно; чаще приходится иметь дело с фрагментами или даже с отдельными разрозненными мотивами, именами и словами, являющимися осколками мифа или результатом его свёртывания. Поэтому для полного суждения о ведийской мифологии необходима известная реконструкция совокупности мифов и их упорядочение (иерархизация). Тем не менее можно с уверенностью говорить об универсальности мифологического начала в ведийской традиции[4]. К высшему (божественному) уровню ведийской мифологии принято относить 33 бога[5], причём само это число — существенная константа, под которую «подгоняется» количество персонажей. Эти 33 бога делятся на земных, атмосферных (промежуточных) и небесных. Иногда богов членят на группы (8 васу, 11 рудр, 12 адитьев и ещё 2 божества — Ашвины или Дьяус и Притхиви, или Индра и Праджапати и т. п.), противопоставленные по тому же тройственному принципу. Несмотря на отдельные отклонения в составе групп, ядро остаётся устойчивым:
Более поздние тексты[6] предлагают иные интерпретации тех же групп:
Подобные членения отражают попытки установления соответствий между архаичными космологическими схемами трёхчленной вселенной и составом пантеона (а позже — основными элементами макро- и микрокосма). В основе другой классификации богов лежит различение трех социальных функций:
Эта классификация подкрепляется текстовыми последовательностями, в которых за Варуной и Митрой следуют Индра и маруты, Ашвины, Пушан и т. д. Хронологически-стадиальные расхождения в синхронном плане реализуются как противопоставления по признакам активности — инактивности и актуальности — неактуальности, что позволяет дифференцировать Дьяуса и Притхиви от Варуны и Митры, последних от Индры и т. д. Переход к индуизму связан с резким усилением значения триады Брахма, Вишну, Шива. Наконец, персонажи ведийского пантеона образуют и другие многочисленные группы — иногда устойчивые и неразложимые, иногда более или менее случайные. В одних случаях такие группировки четко функциональны и актуально осознаваемы, в других традиционны и выводимы лишь из предыдущего состояния. Одно из самых существенных противопоставлений внутри пантеона отделяют богов-дева от асуp — небесных божественных персонажей, обладающих колдовской силой (майя); к последним относятся адитьи (прежде всего — Варуна и Митра), Агни и др. Несколько иной характер имеют парные группы. Среди них:
Особый вид объединения богов (включая иногда и низших) — целое «Все-боги» — Вишведева. Обычно «Все-боги» упоминаются при перечисленных в связи с жертвоприношениями, причём с каждым богом связываются характерные деяния. Иногда же «Все-боги» выступают как некий сплав признаков и действий, лишь отчасти соотносимых с конкретными персонажами. Из других особенностей ведийского пантеона следует указать на значительное количество абстрактных божеств разного типа:
Есть мнение, что весь класс адитьев состоит из богов, чьи имена обозначают абстрактные понятия: Варуна — «Истинная Речь», Митра — «Договор», Арьяман — «Гостеприимство», «Товарищ», Анша — «Доля», Бхага — «Доля», «Часть», «Наделитель», Дакша — «Ловкость», «Способность». Нечто сходное наблюдается и в других случаях — мифологизация и деификация (обожествление) названий рек (особенно ср. Сарасвати), конкретных предметов и явлений: Сома — растение, напиток, бог; Агни — огонь, бог; Ушас — заря, богиня. Разное положение на шкале «абстрактное — конкретное» в известной степени связано с различным уровнем антропоморфности персонажей высшего уровня — от предельной [при которой, однако, сохраняются следы связи с соответствующим явлением (Индра, Варуна и др.)] до значительно ослабленной (Дьяус, Притхиви, Агни, Сома, Сурья и др.), причём эти же элементы могут выступать и без каких-либо признаков антропоморфности. В ряде случаев антропоморфный персонаж трансформируется в териоморфный (ср. Индра бык, Агни конь, Пушан козёл и т. п.; ср. корову как мать марутов). Некоторые абстрактные деифицированные элементы принципиально неантропоморфны. Другая примечательная особенность, соотносимая с данной, состоит в многочисленных примерах синонимии персонажей ведийской мифологии в том, что касается их функций и связей. Так, с солнцем, как небесным огнём, оказываются связаны Сурья, Савитар, Агни, Митра, Пушан, Ушас и др. И в других случаях сферы действия богов и их характеристики постоянно пересекаются и частично покрывают друг друга. Отсюда следует, что каждое божество характеризуется несколькими признаками, которые то актуализируются, то нейтрализуются, и что вся совокупность персонажей объединяется относительно ограниченным набором основных признаков. Именно это и создаёт синкретизм ведийских богов, полнее всего реализующийся в явлениях двух родов. С одной стороны, речь идет о постоянных (иногда весьма длинных) рядах отождествлений типа «Ты Агни — Индра,… ты — Вишну,… ты — брахман,… ты, Агни, — царь Варуна,… ты бываешь Митрой, ты — Арьяман.» и т. д.[8]. С другой стороны, эта особенность ведийской мифологии объясняет то, что каждое божество в данной ситуации могло возрастать в ранге и трактоваться как высшее независимо от его места в системе мифологии. Указанные черты, в частности тождество в заданном отношении, различия градуального характера, свойственные мифологическим персонажам, создают особую структуру ведийского мифологического пространства. В аспекте тождества оно тяготеет к текучести и непрерывности, в аспекте различения оно дискретно и счётно. Мифологическое пространство ведийской мифологии разнородно и производит впечатление несбалансированности его частей и слабой организованности в целом:
Обилие версий одного и того же мифа (напр., космогонического) или наличие единой схемы мифа, заполняющейся разными персонажами, создаёт принципиальную множественность мифологического описания и соответственно его интерпретаций, что увеличивает открытость системы ведийской мифологии. В отношении основного корпуса мифов эта система весьма избыточна и недостаточно конструктивна. Более того, значительная часть персонажей ведийской мифологии лишь в относительно небольшой степени объясняется или выводится из известных мифов. В этом отношении персонажи ведийской мифологии образуют имманентную систему с бо́льшим количеством информации (в теоретико-информационном смысле) её элементов, чем, напр., боги древнегреческого пантеона, весьма полно описывающиеся через миф. Особенности системы ведийской мифологии, в частности её открытость и незавершённость, определили дальнейшие черты в её развитии в направлении создания больших спекулятивно-религиозных, теологических (включая и тяготеющие к монотеистическим решениям) и натурфилософских концепций. Эти условия, в частности, способствовали перекодированию тех или иных элементов ведийской мифологии или их конфигураций в духе морально-этических учений. Так, универсальный принцип, определяющий статус ведийской вселенной, равно приложимый к богам и людям, физическому и духовному, — рита (rtб), противопоставленный анрита (anrtб), беспорядку, хаотичности, отсутствию истины. Концепция рита приводит к понятию истины (satya) и в морально-оценочном плане, а также к понятию соответствующего поведения (vrata), а позднее и долга (включая учение о четырёх стадиях жизни). В этом смысле учение о rtб предвосхитило более поздние концепции кармы и дхармы. Помимо высшего (божественного) уровня системы ведийской мифологии (1), можно говорить ещё о ряде уровней:
Существует и другой (неипостасный) способ описания ведийской мифологии. Он предполагает оперирование предикатами, то есть основными и наиболее характерными действиями, свойственными мифологическим персонажам и описывающими основные параметры самой ведийской модели мира. Эти предикаты наилучшим образом выявляют повторяемость общих элементов ведийской мифологии. При известном разнообразии форм языкового выражения одних и тех же предикатов они могут быть сведены к относительно небольшому числу мифологических мотивов. Более того, выделенные предикаты-мотивы допускают дальнейшую редукцию, в результате которой вычленяется несколько простейших действий. Их целесообразно интерпретировать не в терминах мифологических мотивов, а как элементарные космологические акты-инварианты, соответствующие определённым основным смыслам. К числу таких актов можно отнести
Эти акты в своей совокупности описывают становление вселенной и одновременно характеризуют её параметры, то есть вскрывают основные черты ведийской модели мира. Космологическая модель ведийской мифологии исходит из противопоставления неорганизованного обуженного и вселяющего страх хаоса (amhas) организованному широкому пространству космоса (urъ lokб), между которыми есть путь. Ведийская вселенная противопоставляется неведийской, а ведийский человек — неведийскому. Структура времени и пространства ориентирована на:
Характерны:
Существен для ведийской концепции изоморфизм макро- и микрокосма[10]. Все эти элементы так или иначе отражены в мифах творения и в разных их вариантах:
Ведийская космогония таким образом в значительной степени определяет и ритуал (жертвоприношение воспринимается как образ космогонического акта) и мифологию. Ядро ведийской мифологии образуют космогонические мифы, представленные рядом вариантов. Начальное состояние, соответствующее хаосу, описывается как полное отсутствие элементов вселенной и основных противопоставлений, обусловливающих её функционирование:
вместе с тем подчёркивается монистический принцип:
Начало творения дали воды, из них родилась вселенная, они её основа (ср. брахманы). Из вод возникли земля (обычно путём сгущения вод, более поздняя версия — путём пахтанья океана; сгущение же вод, отвердение их — результат совместной деятельности девов и асуров) и пища. Другой вариант — происхождение из вод яйца (в частности, золотого), из которого через год появился демиург Праджапати или бог-творец Брахман. Яйцо раскололось на золотую и серебряную половины, из них возникли соответственно небо и земля. В яджурведической литературе творение связывается с вепрем начальных времён (обычно отождествляемым с Праджапати), ныряющим в воды и из ила создающим землю. Некоторые тексты отражают версию, согласно которой земля и солнце (огонь) возникли из лотоса, плававшего в водах (также при участии Праджапати). Эта последняя версия, видимо, имеет свои истоки в космогонических представлениях автохтонного населения Индии. Также известны и другие поздние варианты мифа о творении (напр., в упанишадах), являющиеся уже результатом натурфилософских спекуляций, но сохраняющих и исконную мифологическую основу. Ср., например, версию о творце, отождествляемом со смертью или голодом, пожелавшем воплотиться, то есть создать тварный мир ("Брихадараньяка-упанишада). Дальнейшие вариации этого мотива — создание жертвы (в частности, для Праджапати, создавшего потом дева и асур) и из частей её основных элементов — вселенной — приобретают значение самодовлеющего целого. Речь идёт прежде всего о создании вселенной из членов тела первочеловека Пуруши[12] — как природной, так и социальной организации:
В основе этого варианта лежит практика древних человеческих жертвоприношений. Подобно этому ашвамедха дала начало мифологическому варианту творения мира из частей коня («Брихадараньяка-упанишада»). Начиная с «Атхарваведы», нередко отождествляется с жертвоприношением и Вишну, с которым уже в «Ригведе» связана мифологема о трёх шагах, создающих вселенную и моделирующих как структуру её, так и функцию центра, исполняемую Вишну. Обычно эта мифологема включается в миф о борьбе с демоном Вритрой, в которой Вишну помогает Индре. Творение как результат жертвоприношения связывается также с Вишвакарманом, «творцом всего», являющимся то как плотник, то как кузнец, то как ваятель, или с Тваштаром, демиургом и искусным мастером. В частности, Тваштар породил Брихаспати (или Брахманаспати), который как божественный первожрец также имел отношение к творению. Вишвакарман, Тваштар, Брихаспати в мифе нередко изофункциональны (подобны) Праджапати. Наконец, иногда первичная космогоническая функция приписывается в мифе Индре, разъединившему небо и землю, укрепившему землю и установившему небесный свод, что привело к созданию этого мира, характеризуемого дуальностью (верхний мир — нижний мир, день — ночь, дева — асуры и т. д.). Перечисленный круг мифов и мифологических мотивов составляет периферию в ведийской мифологии, отражающую как бы предысторию творения. В центре ведийской мифологии — мифы о «втором творении», точнее говоря, основной миф о борьбе Индры с его противником, воплощающим силы хаоса, неопределённости, деструкции, и создании новой вселенной, организованной на иных началах. В качестве противника Индры выступают, прежде всего демоны — чудовища Вритра, Вала, реже Шушна, Пани и др., скрывающие скот (в скале, в пещере), солнце, утреннюю зарю или сковывающие воды. Победа Индры приводит к освобождению скота, вод и т. д., расчленению чудовища на части, воссозданию космоса, в частности в том его аспекте, который связан с плодородием, богатством, потомством, с переходом от экстенсивного использования природы к интенсивному, то есть к специфически ведийскому социальному космосу. Этот основной миф, варьирующийся в многочисленных версиях, содержит ряд существенных мотивов [напр., чудовище на горе (холме), охраняющее напиток бессмертия (амриту), сому, или в водах и т. п.], которые, с одной стороны, помогают установить связь основного мифа с другими мифологическими мотивами, являющимися его трансформациями, а с другой стороны, дают возможность конкретизировать его роль в жизни ведийского общества. Так, становится весьма вероятным предположение, что этот основной миф был своего рода сценарием, воспроизводимым в ритуале перехода, приуроченном к новому году, то есть к тому критическому моменту, когда в соответствии с циклической концепцией времени космос возвращается к своему изначальному недифференцированному состоянию, и особый ритуал должен был заново синтезировать космос, повторив все этапы его становления, имевшие место в «первоначальные» времена. Таким образом, в основном мифе и ритуале актуализировалась связь мифологической диахронии и синхронии, происходило приобщение к истокам, в частности, через своего рода инициацию (таинство), связанную с отождествлением участника ритуала (или воспринимающего миф) с божественным персонажем основного мифа, проверялась и удостоверялась структура вселенной и ведийского общества. Благодаря основному мифу происходила как бы физическая и нравственная регенерация как всего коллектива в целом, так и его отдельных членов. Обобщённые отражения этой ситуации были в состоянии запечатлеваться в различных образах — от сновидений до таких синтетических концепций, как мировое дерево, брахман и т. п., вокруг которых мог разыгрываться сценарий основного мифа. Разумеется, существовало значительное количество других мифов, но бо́льшая их часть в той или иной степени дублировала схему основного мифа или расширяла и модифицировала её[13]. Не случайно, что количество мифов, связанных с данным божеством, в значительной степени зависит от включённости этого божества в схему основного мифа. С персонажами, наделёнными абстрактно-космогоническими функциями (Агни, Сома, Варуна и т. п.), связано весьма небольшое число мифов. Ведийская мифология, как она отражена в древнейших текстах, предполагает свободную композицию мифов на основе всей совокупности мифопоэтических знаний (veda); каждый сюжет, мотив, атрибут мифологичен в принципе и не требует для своего объяснения специального мифа в установившейся, законченной форме. В то же время в недрах ведийской мифологии, понимаемой как нечто единое, но представленное в многообразии вариантов, начинали складываться (и чем дальше, тем больше и определённее) мифологические мотивы, мифологемы и целые мифы, которые со временем отрывались от общего ствола и приобретали бульшую или меньшую независимость, напр. история любви царя Пурураваса к апсаре Урваши, ставшая впоследствии знаменитой благодаря литературной обработке, и др. Историко-культурное значение ведийской мифологии исключительно велико. Она оказалась истоком великих религиозно-философских концепций, зародившихся позже в Индии, и послужила основой для поэтического творчества. Ряд мифологических мотивов получил яркое выражение в последующей литературе и изобразительном искусстве народов Индии и за её пределами. |
|
Иллюстрации
Литература
- Топоров В. Н. Одноимённая статья в MNME
- Миллер В. Ф., Очерки арийской мифологии в связи с древнейшей культурой, т. 1, М., 1876 < MNME
- Овсянико-Куликовский Д. Н., Религия индусов в эпоху Вед, «Вестник Европы», 1892, т. 2-3 < MNME
- Огибенин Б. Л., Структура мифологических текстов «Ригведы», М., 1968 < MNME
- Елизаренкова Т. Я., Мифология Ригведы, в кн.: Ригведа, М., 1972 < MNME
- Bergaigne A., La religion vиdique d1 aprиs les hymnes du Rig-Vиda, v. 1-4, Р., 1878-97 < MNME
- Maedone1l A. A., Vedic mythology, Strassburg, 1897 < MNME
- Вloоmfie1d M., The religion of the Veda, N. Y.-L., 1908 < MNME
- Schroeder L. von, Arische Religion, Bd l-2, Lpz., 1916-23 < MNME
- Oldenberg H., Die Religion des Veda, 2 Aufl., Stuttg. — B., 1917 < MNME
- Griswоld H., The religion of Rigveda, L., 1923 < MNME
- Keith А. В., The religion and philosophy of the Veda and Upanishads, H. 1-2, Camb., 1925 < MNME
- Dumйzil G., Mitra — Vаrunа. Essai sur deux reprйsentations indo-europйennes de la souverainete, P., 1948 < MNME
- Dumйzil G., Les Dieux des Indo-Europйens, P., 1952 < MNME
- Renоu L., Religions of ancient India, 2 ed., Delhi, 1972 < MNME
- Lьders H., Varuna, t. 1-2, Gцtt., 1951-59 < MNME
- Thieme P., Mitra and Aryaman, New Haven, 1957 < MNME
- Gonda J., Some observations on the relations between «gods» and «powers» in the Veda., s’Gravenhage, 1957 < MNME
- Gonda J., Die Religionen Indiens, t. l-2, Stuttg., 1960-63 < MNME
- Moeller V., Die Mythologie der vedischen Religion und des Hinduismus, в кн.: Wцrterbuch der Mythologie, hrsg. von H. W. Haussig, Abt. 1, Lfg. 8, Stuttg., 1966 < MNME
- Bhattacharji S., The Indian theogony, Camb., 1970 < MNME
- Kuiper F. B. J., Cosmogony and conception: a Query, «History of religions», 1970, v. 10, No 2 < MNME
Примечания
- ↑ Прежде всего при сравнительно-исторической интерпретации их: этимология, топономастика и др.
- ↑ По крайней мере, III-го тыс. до н. э.
- ↑ Чем и объясняется особая роль ведийской мифологии в реконструкции древних индоевропейских представлений.
- ↑ Само слово veda — ср. рус. «ведать», «ведовство» — обозначало всю область сакрального мифологизированного знания.
- ↑ 333 в некоторых брахманах; в отдельных источниках — 3306, 3339.
- ↑ Брихад.-уп. III 9, 1-5
- ↑ вместе с тем Митра и особенно Варуна нередко выступают по отдельности или даже в других сочетаниях, ср. Индра — Варуна, или Дьяус — Притхиви
- ↑ РВ II, 1
- ↑ Показательно, что к одушевлённым предметам относятся алтарь, бубен, оружие, игральные кости, целебные мази и пр., якобы обладающие волей и способностью действовать.
- ↑ Ср. происхождение частей мира из членов тела первочеловека Пуруши
- ↑ РВ X 129
- ↑ РВ X 90; AB X 2
- ↑ Ср. варианты, связанные с заменой Индры или включением других богов в качестве его помощников